Она думала, пытка одиночеством никогда не кончится – нислова от Георгия, ни слова от Федора. Ни проблеска надежды. И вот вдругпоявился этот генерал-майор…

– Рита Дмитриевна, – сказал он. – Жарковато у вас тут, мнекажется. Пойдемте прогуляемся по саду? Погода – чудо!

Стоял слякотный промозглый день. Такое ощущение, что неапрель на дворе, а ноябрь. Однако под ногами сквозь грязь сквозила молодаятрава, и почки на кустах сирени отчаянно набухли.

«Пожалуй, и правда, погодка – чудо», – подумала Рита, сжимаяу горла ворот теплой куртки, которую ей еще осенью привез Федор. Когда онанадевала эту куртку, ей всегда становилось чуть легче на душе.

– Моя фамилия Храмов, – сказал генерал-майор, когда ониотошли от здания на порядочное расстояние. – Воинское звание вы угадали. Яхотел вам кое-что сказать, несколько вещей. Во-первых, что через два часа выуезжаете. Вас отвезут в аэропорт, а в пять вечера у вас самолет из Москвы вПариж.

Рита споткнулась. Хотела что-то сказать, но не нашла слов.

– К сожалению, вы не сможете проститься с вашими знакомыми,– сказал Храмов. – Лавров все еще в больнице, Аксаков… ему недосуг сейчас,очень занят. Ну что ж, так бывает. Если вы задержитесь, могут возникнутьхлопоты с продлением визы. Вы опять застрянете у нас неизвестно на сколько, авы вряд ли хотите застрять.

– Вряд ли, – тупо повторила Рита, все еще не вполне поверив.

– Я хотел кое-что объяснить, – проговорил Храмов. – Имейте ввиду, я не обязан это делать. Наша беседа носит сугубо частный характер.

Рита шла молча, глядя на сырую землю, испещренную ржавымипятнами прошлогодней листвы. Под ногами громко чавкало.

– Французское посольство неоднократно задавало нам вопросыотносительно вас, – осторожно сказал Храмов. – Их… смущало, отчего вы невыехали в Париж вовремя. Объяснения насчет пропавших документов они считалинестоящими и требовали вашего прибытия в посольство. Однако у нас былиоснования задерживать вас. Мы подозревали, что вы косвенно или напрямуюпричастны к нечистым финансовым махинациям, которые еще до войны началпроделывать некий Юрский. Это имя ведь вам знакомо?

Рита промолчала.

– Мы обладали информацией, что еще в двадцатые годы Юрскийтайно продавал за рубежом облигации царских займов, что не входило в егослужебные обязанности. – Храмов чуть усмехнулся. – Деньги он переводил наличные счета в банке «Лионский кредит». Нам известно, что Юрский был близок квашей семье. Нам предстояло выяснить вашу роль в судьбе этих денег. Вкапиталистическом мире банкиры стоят на страже финансовых интересов своихклиентов. Доступ к банковской информации закрыт. Тем и объясняется тот факт,что мы… – Он запнулся. – Что мы получали нужные сведения так долго. В концеконцов к делу подключилось французское правительство, которому стало известно,что… – Опять заминка. – Что французскую гражданку в Советском Союзе подозреваютв уголовном преступлении.

Молчание.

– Вы ни о чем не спрашиваете, – проговорил Храмов. – Но язнаю, что вас интересует сейчас. Каким образом сведения о вашем положении дошлидо Франции?

Рита упорно молчала.

– Один человек, у которого были старые боевые товарищи ввашей стране, написал им письмо. Он не решился посылать его по почте, понимая,что почтальоны порой бывают недобросовестны.

Рита впервые повернула голову и взглянула на Храмовавнимательней. Он издевается над ней? Нет, лицо его было невесело. Если он надкем-то издевался, то лишь над собой.

– Другой человек, некий молодой журналист, взялся доставитьписьмо в Москву, – продолжал Храмов. – Он уехал туда тайно, угнав машину одногосвоего родственника. Он не имел возможности отправить письмо во Францию другимобразом, кроме как передав его охраннику французского посольства. Так он ипоступил…

– Что их ждет за это? – с трудом спросила Рита.

Храмов пожал плечами:

– Что их ждет? Да ничего. За что их наказывать? Никто незнает о том письме и о том, каким образом оно было передано. Все, что я вамсказал, не более чем мои домыслы. Так же, как информация о секретных счетахЮрского в «Лионском кредите» – не более чем домыслы некоего АлександраРусанова, вашего дальнего родственника, который хотел оговорить своего давнеговрага и умер в тюрьме… от сердечной недостаточности.

Рита смотрела на него, отказываясь хоть что-то понимать.

– Догадываюсь, что вам хочется спросить, почему я вам всеэто говорю. – Храмов остановился под голой, черной лиственницей, которую еще нетронула весна. – Отвечаю. Я поступаю так ради одного человека, с которымработал вместе в войну. Он погиб. Да, ради него… и ради его сына, которого высчитаете подлецом.

Рита закинула голову как можно выше и спросила, уставившисьв серое, расплывающееся небо:

– Фамилия вашего товарища была Поляков?

Теперь надолго замолчал Храмов. И только когда Рита совсембыло решила, что уже не дождется ответа, он сказал:

– Нет. Его фамилия была Смольников.

– Олечка, нам пора, – сказала Александра, изо всех силпытаясь быть строгой.

Дочка даже не оглянулась на нее. Пригнулась к жесткой чернойгриве неказистого пони, на котором уже сделала три круга по Тюильри, и что-тошептала ему. Мать она будто не слышала.

Ну что, снять ее, что ли? Крику будет! Переполошит народ,разбудит всех, кто вздремнул в зеленых металлических креслах, расставленных тути там под неожиданно ярким, совсем весенним – в январе-то! – солнышком.