Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и ну!
Пришедший в себя конь, пытаясь сбросить седока, начал выкидывать такие коленца, что захватывало дух. Да ничего у него не получалось. Всадник крепко держался в седле. Тогда конь в открытые зачем-то ворота, словно на крыльях, помчался на свободу. Оттуда они возвратились, подружившись. Конь признал его своим хозяином. Эмир был поражен и рад, что с посланцем ничего не случилось, и подарил ему этого коня.
Послание было готово. Они тепло попрощались. Эмир, обнимая Роберта, еще раз напомнил ему о своем предложении.
– Я его не забуду, – глядя в глаза эмиру, ответил он и неожиданно спросил, – эфенди, могу я доложить королю…
Но эмир не дал ему договорить, перебив:
– Скажи, что я его друг, – и добавил: – Верный друг. Я тоже хочу осчастливить свой народ.
– С нами Бог! – воскликнул Роберт, вскочив на подаренного коня.
– С нами Бог, – тихо повторил эмир.
А на земле карфагенской Людовика нельзя было узнать. У него точно выросли крылья. Его кипучая деятельность проявлялась везде. То его видели среди воинов, то он проверял, как строятся временные оградительные сооружения. Не зная отдыха сам, он не давал его и другим. В этом метании он находил массу упущений. Понимая, что одному за всем не уследить, он решил привлечь к работе и совет. Тот должен был пройти в королевском шатре. Там была специально оборудованная комната, ее называли ковровой. Она действительно была увешана толстыми коврами, которые гасили звуки. Король очень боялся, чтобы секретные разговоры не стали достоянием чужих ушей. Для ее освещения не жалели свечей, которые ставились в специальные канделябры, дабы не допустить пожара. Комната была хороша еще тем, что там были вырезки наподобие окон. В жаркое время года сквознячок освежал помещение.
Вот этот зал и стал наполняться членами совета. Вошел Боже. Пройдя к своему месту, он не сел, а, обратившись к присутствовавшим, сказал:
– Сеньоры, по-моему, здесь душно, – он подошел к окну и открыл его.
Подул ветер. Он загасил сразу несколько свечей и сдул бумаги с королевского стола.
– Ах, простите! – и виновник бросился собирать на полу листы.
Возвращая их на стол, он пронес руку над бокалом с водой, который перед этим принес и поставил королевский слуга. Никто из присутствовавших, занятых разговорами, не видел, как Боже ловко повернул на пальце перстень, как что-то тихонько булькнуло в бокале. Зажгли свечи и стали дожидаться Людовика.
Вскоре вошел король. Его продолжало радовать пребывание на этой земле, где все начиналось так неплохо. Он верил, что его посланец привезет только хорошие вести. Сомнения окончательно оставили его, и он поверил в выполнение своей миссии. От этого чувства его грудь наполнялась гордостью и желанием скорее приступить к конкретным делам. Как обычно, он уселся в кресло, потер руки:
– Ну как настроение, мои сеньоры, – он потянулся к бокалу и, сделав несколько глотков, обратился к Патэ, – что скажешь, мой маршал?
Ферри, крякнув, приподнялся:
– Мой король, все идет превосходно. И мы должны благодарить Бога…
Роберт торопился. У него было ощущение – опоздай он, может произойти такое, что изменит ход всего задуманного дела. Поэтому нещадно гнал коня. Его сопровождавшие едва поспевали за ним.
А король, великолепно проведя совет, вдруг почувствовал легкое недомогание. Он успокоил себя тем, что, наверное, сильно напрягся. Не те годы, чтобы работать с таким напряжением. Он даже дал себе маленький отдых, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Но, вопреки ожиданию, его состояние не улучшилось. Появилась даже боль в левой стороне груди. Он еле досидел до конца. Вяло махнув рукой, он удалился в покои.
Такая перемена в короле удивила весь совет. Слышался шепот по углам, забегали лекари. Сновала прислуга. Что-то было не так. Стало ясно, что королю все хуже и хуже. Люди потянулись к шатру. Срочно прибыл епископ Герен и прошел прямо в шатер. Это было плохим предзнаменованием.
Его долго ждали. Наконец епископ вышел. На нем не было лица. Все поняли, что дело плохо.
– Король просит капитана, – сказал он.
– А мы можем зайти? – завопили братья и Филипп.
Герен повернулся и строго ответил:
– Нет! Король ждет только капитана.
– Капитан, капитан! – понеслось по рядам.
– Его нет. Он еще не вернулся из Туниса, – сказал кто-то.
В это время послышался конский топот.
– Как нет, он здесь, легок на помине.
И сразу раздалось несколько голосов:
– Капитан! К королю.
Толпа раздвинулась, пропуская его. Многие с плохо скрываемой завистью смотрели ему вслед.
Когда Роберт вошел в комнату, король лежал с закрытыми глазами, прикрытый накидкой. Он подошел к изголовью. Король, видимо, почувствовал подошедшего. Его веки задрожали и медленно стали подниматься вверх.
– Ты… – тихо произнес он.
– Я, сир.
– Как… поездка?
– Отлично, сир. Эмир ждет вас!
Губы короля задрожали. Его рука медленно стала подниматься кверху. Роберт взял ее и почувствовал, как его пальцы пытаются сжать ладонь.
– Ваше величество! Ваше величество, что с вами?
Роберт опустился на колени, глядя в лицо короля.
– Ты был прав. Прости, – тихо прошептал он.
Потом достаточно громко произнес:
– Отче, вверяю Тебе душу мою!
Рука его плетью упала вниз, а голова откинулась набок. Подошедший Герен подставил зеркальце к его носу. Подержал его какое-то время. Он посмотрел на короля и произнес загробным голосом:
– Король умер.
Со свинцовыми ногами и опущенной головой Роберт вышел к толпе. Она молча, испытывающее встретила его. Но он, не издав даже звука, только скрипнул зубами и сжал челюсти. Все стали ждать главного осведомителя в подобных случаях. Вот появился и он. Вышел Герен и, взяв себя в руки, ровным голосом произнес:
– Король умер.
Народ ахнул. Раздались чьи-то причитания. Через какое-то время послышался голос Ферри, объявивший:
– Да здравствует король!
Все головы повернулись к Филиппу, рядом с которым стоял Боже. Мало кто видел, как на лице графа промелькнула довольная улыбка.
И тут Роберта осенило. Оглядевшись, он увидел Матье и пробился к нему.
– Этот там был? – спросил капитан и показал на Боже.
Матье утвердительно кивнул и рассказал о случае с окном.
– Ладно, остальное потом.
Боже почувствовал чью-то руку на плече и увидел Роберта.
– Пошли! – тихо сказал он.
Они шли долго, пока не исчез звук голосов. Тогда Роберт повернулся к Боже.