В царствование Федора Ивановича и Бориса Федоровича правительство внушало народу несомненную правильность официальной версии: мальчик случайно закололся во время игры. Никакого криминала. Никакого душегубства. Никакого политического интриганства. А вот мятеж в Угличе и убийства приказных людей, совершенные с подачи Нагих, — настоящее преступление. Сторонники иного мнения, смевшие высказываться публично, подвергались ссылкам и казням.

При Лжедмитриях подданным и дипломатам соседних государей заявляли вполне официально и безо всякого сомнения: царевич спасся. Его хотели убить клевреты Бориса Годунова, но мальчика уберегли от душегубов, и ныне он честно взошел на московский престол… Потом опять хотели убить и опять уберегся… и т. д. Лжедмитриев было как минимум трое, и каждый «уберегся», причем последний уберегался три раза, как в компьютерной игре, — пока русскому народу не надоело возиться со самозванческими бирюльками.

При Василии Шуйском и первых Романовых столь же официально и несомненно принималось на уровне государственной политики: Дмитрия Ивановича убили злодеи, подосланные Борисом Годуновым, который возмечтал о царском венце. При государе Василии Ивановиче произошло обретение мощей невинноубиенного царевича и он был прославлен в лике святых Русской церковью.

Подавляющее большинство русских публицистов и летописцев конца XVI — первой половины XVII столетия разделяет третью версию. Мнение Церкви, в сущности, такое же. Большинство иностранцев, хорошо знавших русскую жизнь, не сомневались в том, что Дмитрий Иванович пал от рук убийц. Та же версия в разных вариациях признана наиболее вероятной большинством серьезных ученых, занимавшихся историей Московского государства. Наконец, русский интеллектуал пошел за мнением Николая Михайловича Карамзина, Александра Сергеевича Пушкина и Алексея Константиновича Толстого, осудивших Бориса Годунова за убийство мальчика. У первой версии, опирающейся на «следственное дело», немного сторонников — что при Федоре Ивановиче, что сейчас, но все-таки они существуют. Что же касается второй, о «чудесном спасении», то она оказалась хороша в основном для авторов авантюрной исторической прозы.

Надо признаться честно: несмотря на усилия историков-профессионалов, состояние источников не позволяет дать точный ответ на вопрос о том, был ли убит Дмитрий Иванович или же стал жертвой несчастного случая. Наиболее правдоподобна версия, согласно которой царевича убили. Именно — наиболее правдоподобна, окончательного доказательства у нее нет.

Царевич Дмитрий Иванович лишился жизни, когда ему было восемь с половиной лет (он родился 19 октября 1582 года). Мальчик находился на пороге отрочества. Он начинал, хотя бы в первом приближении, понимать обстоятельства политической жизни, связанные с ним самим и его семьей. Он мог уже проявлять интерес к ним, и некоторые источники как будто сообщают о подобном интересе. Наконец, сам государь Федор Иванович, будучи бездетным, мог заинтересоваться судьбой брата, потенциального наследника. А потом и приблизить его к себе, повести с ним разговоры, в перспективе — переместить из Углича поближе к своей особе. Прежде у монарха не было оснований заводить диалог с царевичем. О чем говорить царю с малышом? Теперь же мальчик пришел в возраст, когда беседа со взрослым братом получала смысл. И тут царевич пропал. Исчез с доски большой политики. Его миновали хвори младенчества, он спокойно пережил несколько детских лет, а встретился со смертью на пороге того возраста, который сделал бы его значимой политической фигурой. Слишком вовремя, чтобы ныне историк мог спокойно соглашаться с версией случайной смерти…

С конца 1586 года Б. Ф. Годунов во главе большой группировки родственников и сторонников доминировал в политической жизни России. Сам царь влиял на дела нечасто, притом более всего в тех сферах, которые мало интересовали Годуновых. Взросление царевича Дмитрия ставило перед всей «партией Годуновых» серьезную проблему. Федор Иванович, пожелав однажды вернуть брата ко двору, вместе с ним возвратил бы и Нагих, раздосадованных полным отстранением их от придворной жизни. Те, влияя через мальчика на царя, могли добиться высоких постов для себя и, во всяком случае, получили бы места в Боярской думе. А это грозило совершенно новыми, непросчитываемыми раскладами большой политики. Более того, ставило под сомнение всякую возможность для Годуновых сохранить влияние после кончины Федора Ивановича.

Если бы Федор Иванович умер не в 1598 году, а в начале 1591-го, до смерти своего брата, как знать, кто бы выглядел более легитимным претендентом на престол?! Вдова Федора Ивановича, царица Ирина, конечно, была связана с государем законным браком, а его брат Дмитрий произошел от брака, который не имел правильной канонической основы. Но… он являлся сыном и братом царя, порфирородным. У него в жилах текла кровь московских Рюриковичей. Это — во-первых. А во-вторых, при наличии такого кандидата на трон против Годуновых могли подняться оставшиеся семейства высшей знати: лучше делить власть с «несмысленным» отроком да слабыми Нагими, нежели с могучими Годуновыми. Иначе говоря, царевич отлично подходил на роль живого знамени для большого междоусобия. И кто знает, чья сила взяла бы верх в подобном противостоянии… В 1605 году Лжедмитрий, тень настоящего царя, пришел в Москву и уничтожил Федора Борисовича, сына законно венчанного монарха, то есть гораздо более легитимного наследника, нежели его отец Борис Годунов. Что послужило основой для победы самозванца? Прежде всего, даже у незаконного сына Ивана Грозного кровь была намного «выше», нежели у кого-либо из Годуновых. Устоялась бы новая династия, привыкли бы к ней, да хотя бы успели венчать Федора Борисовича на царство, тогда — другое дело! А невенчанный сын выскочки, вызывавшего бешеное раздражение у родовитой аристократии, ни в ком из сильных людей не порождал сочувствия.

Теперь хотелось бы прокомментировать одно обстоятельство из сферы чистой медицины. Насколько вероятно, что у мальчика, страдающего эпилепсией, во время игры в «тычку» начнется приступ и он убьет себя ударом ножа? Дабы не подменять собой медэксперта, автор этих строк решил обратиться с подобным вопросом к дипломированному врачу Дмитрию Федотову, долгое время практиковавшему (в том числе и в составе бригады «скорой помощи»), а ныне ставшему известным писателем.

По его словам, эпилептик, потеряв контроль над телом, может кольнуть себя ножом. Но вот заколоться ударом в горло — крайне сомнительно. Для этого больному человеку надо удержать в руке нож, претерпеть одновременное судорожное сокращение нескольких групп мышц, притом в момент, когда нож направлен именно в горло, а не куда-нибудь еще, и удар должен непременно прийтись на жизненно важный орган. Дмитрий Федотов резюмировал: «Очень маленькая вероятность».

А если учесть, что для игры в «тычку» нож держат за лезвие, то во время эпилептического припадка мальчик скорее изранил бы себе руку, чем горло.

Получается труднопредставимая ситуация. Скорее, кто-то, воспользовавшись приступом у несчастного царевича, мог направить его руку, нежели он сам сильным и очень неудобным движением нанес колющий удар себе в горло.

Итак, царевич самим фактом своего существования создавал колоссальную проблему для Годуновых. Его не убили в младенчестве. Всё же поднять руку на младенца, к тому же царской крови, — великий грех. Не всякий решится запятнать им душу. Да и надеялись, надо полагать, на одно простое соображение: может, приберет его Господь, как прибрал Он другого отпрыска Ивана Грозного — старшего сына от Анастасии Захарьиной-Юрьевой. Тот утонул во младенчестве, так и этот заболеет или будет сражен иной какой-нибудь напастью…[130] В общем, сам.