На корабле царят печаль и неуверенность. Нелепая и напрасная гибель Райтлета и Сэн, а также осознание тщетности всех усилий не дают команде сосредоточиться и придумать что-то новое. Для некоторых тревога становится просто невыносимой.

— Стив, — привычно обращается к терраформу за советом Витс.

Терраформ, сидящий в своей каюте, встречает человека взглядом… лишённым обычной насмешки. Пустым, ничего не выражающим взглядом.

— Неужели всё пропало? Всё, что мы делаем, напрасно? Добро не победит зло? Или добро — это не мы? Судьба нами распоряжается, или мы — судьбой? — вываливает на Стива хаотичные тяжёлые вопросы Витс, глядя ему прямо в глаза.

Терраформ медленно поднимается и подходит к Витсу вплотную. Амебоидные зрачки Стива медленно сужаются до такой степени, что глаза его становятся практически полностью белыми. Витс вздрагивает, но не отводит взгляд.

— Витс, — тихо подаёт голос Стив. — Я. Не. Знаю.

— К-как? — заикается землянин. — Т-ты же сам-мый муд-дрый, у т-тебя всегд-да есть реш-шение!

— Не сегодня.

— Но, Стив…

— Сейчас у меня нет никаких ответов.

Терраформ разворачивается и возвращается в свою каюту. Человек видит, как Стив погружается в состояние сцифа’ха.

А это значит, что в ближайшие дечасы искать ответы на все эти тревожные вопросы Витсу придётся самому.

Глава 20. Удар ниже пояса во благо

Если в первый момент идея не кажется абсурдной, она безнадежна.

Альберт Эйнштейн

Когда то, чего мы очень долго ждём, наконец приходит, оно кажется неожиданностью.

Марк Твен

Что делать?

Кто виноват?

Есть ли смысл жизни?

Что такое добро и зло?

Это не самые сложные вопросы, которые приходят сейчас в голову Витсу. В отчаянных попытках найти хотя бы один, хотя бы самый маленький, хилый и пустяковый ответик Витс буквально мечется по своей каюте, как зверь в тесной клетке.

Вдруг Витс резко останавливается. Ему кажется, что кто-то заметил эти метания. Краснея от стыда, землянин медленно поворачивается в сторону двери, закрытой впопыхах не до конца, и видит там Веншамею, которая вопросительно на него смотрит.

— Ты чего? — спрашивает она без какого-либо определённого выражения.

— Да так… ничего, — мямлит Витс. — Просто пытаюсь навести порядок в мыслях. Столько вопросов, а ответов никаких.

— У меня тоже такая ерунда. Знаешь, до чего я тут дошла в своих мыслях? Может, вся эта история с Имперским Союзом — это какой-то необходимый этап в истории, и нечего нам, следовательно, из-за этого трепыхаться. Явная глупость, но не могу от неё отделаться!

— Похоже, это просто отчаяние. Я тоже начинаю думать, что мы ничего уже не изменим…

— Но, если подумать… один раз-то смогли? С орхгами, я имею в виду.

— Один раз смогли. Но орхги теперь кажутся такими слабаками… просто смешными слабаками по сравнению с паукрабихами и йорзе. Такие карикатурные злодеи, знаешь, которых рисуют в дешёвых комиксах. Всё их это жуткое оружие, все эти громадные армии вмиг исчезли после краткой речи Айзела! А на какие только ухищрения мы не шли ради того, чтобы победить или хотя бы ослабить паукрабих… и что? Чего мы добились? Райтлет и Сэн погибли, йорзе о нас всё знают. Всё бесполезно.

— Выходит, добро побеждает зло только в сказках…

— А ведь говорят, что добро — это выбор сильных, а зло — слабых. Раз так, не получается ли, что мы как раз слабы… и, значит, творим зло, пытаясь что-то изменить? А Имперский Союз — это, выходит, какое-то такое неочевидное добро. В общем-то… он же помог кому-то сплотиться, принять какие-то правильные решения? Нас самих он объединил, в конце концов… нет, слушай, это же софизм какой-то! Что за бред!

Под грузом этого странного софизма Витс бессильно плюхается на свой диванчик.

Веншамея садится рядом.

— Может, всё это — справедливое нам наказание за то, что мы сделали? — рассуждает она. — Всё-таки, как-никак, мы распространили болезнь, и…

— А могли взорвать всех ходострелов, невзирая на последствия, — перебивает Витс. — Погоди! Значит, мы всё-таки на стороне добра? Мы могли бы всё разнести, чтобы только уничтожить имперцев, а мы ещё думаем, как бы не навредить другим? Да и им самим — тоже мне болезнь, ничего жизненно важного не затрагивает!

— Да, ты прав! Очень здравая мысль! А я какую-то околесицу несла…

— Ты? А у меня не околесица была только что? Я дошёл до того, что Двумперия — это добро!

— По-моему, ты просто от отчаяния забыл, что понятия добра и зла можно применять только к отдельно взятым разумным существам, которые могут отвечать за свои поступки. Только разумное существо может делать выбор между добром и злом, правильно? Значит, не может быть добрых и злых цивилизаций, империй и прочего, как не может быть добрых и злых неразумных существ. Может оказаться так, что зверства Три- и Двумперии кому-то помогли. Но это нисколько не оправдывает злодеяния каждого имперца в отдельности. Я вот так думаю.

Витс светлеет лицом:

— Конечно же. Знаешь, теперь я понимаю, почему именно тебя избрали королевой Теэклавеллы — ты очень мудрая женщина.

— Избрали? Ты думаешь, что правителей на Теэклавелле избирали? — искренне удивляется Веншамея.

— Я же правильно понимаю, что ваша цивилизация — одна из высших? Раз она высшая, то наверняка у вас не работают… ну, не работали всякие эти архаичные механизмы типа передачи власти по наследству, как у нас, на Земле нашей примитивной. Так ведь?

Веншамея улыбается, медленно качает головой и отвечает:

— Это фордокс-приманцы выбирают своих Мастеров. И как выбирают — там учитывают не просто мнение большинства, а знания каждого, кто голосовал… У нас-то всё как обычно: раз я — дочь короля, значит, я королева.

— То есть, тебе не дали выбора?

— А должны были?

Витс и Веншамея уставляются друг на друга с одинаковым изумлением.

— Подожди-ка, — шепчет теэклавеллянка. — А что, если быть королевой — это не моё призвание? Получается… выходит…

— У нас с тобой похожая судьба? — робко предполагает Витс.

— Да! Да! Меня не спрашивали… мне даже не говорили, что можно как-то по-другому… я живу не своей жизнью! А когда человек не на своём месте в жизни, он и делает всякие глупости, так?

— Ну, вроде того…

— Вот! Вот почему я такая дура! Устроила восстание, которое сгубило целую планету, в отношениях счастья найти не могу… и несу какую-то глупость постоянно.

— Никакая ты не дура! Просто жизнь — очень сложная штука. Я вот даже не знаю, смогу ли я хоть когда-то хоть чуть-чуть в ней разобраться.

— Может, попробуем разобраться вместе? Одна голова — хорошо, а две — лучше.

— Давай попробуем.

— Ну вот