Мгновение ей казалось (и она не ошиблась), что сэр Адриан сейчас бросится на нее, однако единственного взгляда на ее маленький, но нацеленный на собеседника револьвер хватило, чтобы охладить его пыл. Отказавшись от своих намерений, сэр Адриан рухнул на стул.

— Смысла в этих словах не больше, чем в вашей шляпе, — буркнул он. Миссис Брэдли, на голове которой красовалось нечто вроде фески из оранжевого бархата, отделанной двумя кровавого цвета вишенками, свисающими на правое ухо, с благодарностью взглянула на это безобразие в зеркало над камином и беспечно усмехнулась.

— Аварии случаются, — мрачно добавил сэр Адриан.

— И эта конкретная авария должна была случиться с Фрэнсисом, верно? Но когда вы обнаружили, что несчастный ребенок стал глухонемым в результате шока (хотя любой компетентный психолог объяснил бы вам, что при надлежащем лечении слух и речь вскоре вернулись бы к нему), то решили, вероятно, что тем лучше, и поспешили отослать его прочь. Иначе его состояние напоминало бы вам о вашем ужасном преступлении, а вы достаточно совестливы, чтобы стремиться избежать таких напоминаний.

— И какими же были мои мотивы для совершения этого возмутительного злодеяния? — язвительно осведомился сэр Адриан. — Полагаю, у меня должны были иметься мотивы.

Миссис Брэдли отметила, что к нему уже вернулось самообладание.

— Да, конечно. Вы сделали это, чтобы добиться своей цели: завладеть малюткой Дереком.

— Но если близнецы настолько одинаковые, что я не в состоянии якобы отличить одного от другого, с чего вдруг я должен предпочесть Дерри?

— А вы его и не предпочли, — ответила миссис Брэдли. — Думаю, вы хотели заполучить одного из мальчиков, а не обоих. Вряд ли для вас имело значение, кто именно из близнецов окажется у вас. Именно поэтому вы не можете (и не могли все время, пока они менялись местами) отличить одного из них от другого.

Сэр Адриан расслабился, откинувшись на спинку стула.

— И вы всерьез считаете, — заговорил он, — что вашим словам поверят в суде?

— Разумеется, нет. Но предупреждаю: один из близнецов убьет вас, если вы не перепишете свое завещание. Вы читали рассказы о Шерлоке Холмсе?

— Да, конечно. А что?

— Не знаю, зачем вам это, но если вы и вправду их читали, то наверняка помните историю под названием «Медные буки». Вы ведь ее помните?

— А есть причины?

— Там есть одна деталь, которую лично я сочла полезной. Шерлок Холмс берет свои слова обратно.

— Это на него непохоже. Или, может быть, тут что-то не так.

— И да, и нет. В этом рассказе он, если вы помните, делает выводы о личных качествах отца на основании наблюдений за сыном.

— Не понимаю, к чему вы клоните, — он вновь заметно занервничал.

— О, вы все понимаете. Один из близнецов пытался утопить мисс Хиггс. (Не говоря уже о смерти Уитта и Кэмпбелла). Ваш сын был способен убить человека. Вы предшествовали своему сыну и близнецам. Неужели нелогично с моей стороны сделать вывод, что на убийство способны и вы?

— Вас я точно убью, — свирепо выпалил сэр Адриан, — если вы посмеете еще раз намекнуть, что я хоть как-нибудь причастен к смерти своего сына и его жены. Как вам в голову пришло хотя бы на минуту предположить такое, что вас к этому побудило?

— Запоздалое, но искреннее желание сказать правду, — ответила миссис Брэдли, убирая свой револьвер. — Но поскольку истина, будучи истиной, почти всегда недоказуема, — все значимые религии не в счет, — ограничимся некритичным возвращением к нашим баранам и снова займемся прежним вопросом.

— Я упустил нить, — растерянно признался сэр Адриан. — Так что вы говорили?

— Нет, не я, а вы. Приглашение королевы сыграть в крокет[100].

— Но вы ведь на самом деле не станете играть в крикет? — Казалось, от внезапной смены темы он вздохнул с облегчением.

— Стану, даже рискуя получить удар в сердце от боулера, питающего пристрастие к бодилайнам.

— Когда?

— Ну, крикетное поле ваше, а не мое, ведь так?

— Хотите сказать, что будете играть в крикет в Миде? Нет. Слушайте, что вы затеяли?

— На этот раз ответ очевиден: игру в крикет.

— Вы хотите явиться в Мид, чтобы выяснить, что произошло, когда был убит Уитт?

— И это, и еще кое-что. Я до сих пор не могу понять, почему ваш внук покинул поле в то время, которое оказалось критическим. То есть в момент убийства.

— Просто не повезло. Это невезение. Знаете, такое бывает.

— Кто же этого не знает. Но невезение, подобно молнии, наносит удар лишь в одном направлении.

— Вниз?

— Это вы сказали, а не я, — заключила миссис Брэдли.

— Вот так, — сказала миссис Брэдли Гэвину. — Я честно предупредила его. Мне известно, что он лжет. О близнецах он знает больше, чем готов признать.

— Не нравится мне эта затея с крикетом. Как думаете, он разрешит играть мне?

— Я хочу, чтобы вы играли, юноша, и в то же время были начеку. Кто знает… — на ее лице возникла жутковатая усмешка, — что может заметить беспристрастный крикетист?

— Но я отнюдь не беспристрастный.

— Вот на это и расчет. Поскольку вы полностью пристрастны, вы, как подтвердит любой уважаемый историк, с большей вероятностью придете к истине в каком-нибудь приближении. Пока вам известно, что вы пристрастны, ни вы, ни истина не пострадают. «Верую, Господи! помоги моему неверию» — один из самых удивительных текстов. На первый взгляд, он не имеет смысла. Но стоит заглянуть чуть глубже (обычно при этом мне представляются морские глубины), и он приобретает такой смысл, который большинство людей не в состоянии постичь хотя бы отчасти.

— Вам следовало бы стать проповедником, — с упреком заметил Гэвин. — К чему, скажите на милость, вы меня сейчас подталкиваете?

— Арестуйте Дерека Кокса — и узнаете, юноша.

— Но который из них Дерек Кокс?

— Я понимаю, о чем вы. Однако есть один простой способ выяснить это.

— Да?

— Да, определенно да. А если вы не поняли, какой, не вижу смысла просвещать вас.

— Черт возьми, вы же психолог. У вас свои приемы и методы. Подозреваю — жульнические, но пока вас это устраивает, вы устраиваете меня. А то, что годится для меня, удовлетворит и присяжных. Ну давайте же. Выкладывайте.

— Психология тут ни при чем в том смысле, который имеете в виду вы, — сказала миссис Брэдли. — Все зависит от Ветвоуда.

— От Ветвоуда?

— Rouge, rouge, rouge![101] — взвизгнула его слушательница так внезапно, что у него захватило дух.