усиливается. Керней начинает опасаться, не случилось ли несчастье.

Техасец тоже начинает думать, что смелый план не будет приведен в исполнение. Только один Ривас продолжает надеяться, он слишком уверен в женщине, которая должна спасти их. Запоздание должно иметь свое основание, вероятно, было еще не время. Но все сомнения рассеялись с появлением ожидаемого экипажа.

— Там… Там… видите, друзья? Ландо… Кучер в голубой с серебром ливрее… — шептал Ривас.

Он и его товарищи стали похожи на трех львов, собирающихся броситься на добычу. Карлик начал что-то подозревать. Через секунду его схватила чья-то железная рука и подняла на воздух, как мячик.

Глава XXIX

НЕЛОВКИЙ КУЧЕР

Нигде, вероятно, публика не приучена так к неожиданностям, как в столице Мексики. В продолжение полувека, предшествовавшего нашему рассказу, обитатели Мексики пережили столько же революций, сколько и лет, поэтому они гораздо менее склонны к любопытству, чем европейцы, и должно случиться что-нибудь необычайное, чтобы привлечь их внимание.

Появление кареты с великолепной упряжкой и кучером в богатой ливрее было вещью самой обыкновенной, необычайной могла считаться лишь красота сидевших в карете двух дам. Обе были молоды, может быть, родственницы, но никак не сестры, так как красота их представляла слишком большой контраст. Красота их, понятно, не могла пройти незамеченной, привлекая восхищенные взоры всей публики, что, по-видимому, не доставляло ни малейшего удовольствия обеим дамам, как казалось, намеренно скрывавшимся в закрытом экипаже. Однако их все же узнавали, и знакомые приветствовали любезными поклонами. Люди, не знавшие их, интересовались, кому принадлежал экипаж с двумя красавицами, лица которых выражали озабоченность и тревожное ожидание.

Экипаж подвигался к Аламедским воротам. Вдруг лошади начали фыркать, горячиться и бросились в сторону, причем колеса экипажа попали в грязь, наваленную на край канавы.

Можно ли простить кучеру такую неловкость, которая могла к тому же сбросить его с колес? Грязь была такая мягкая, что хорошим ударом кнута легко было заставить лошадей вывезти из нее экипаж. Возмущенная публика начала осыпать его бранью.

— Экий осел! — кричал один. — Болван! — кричали другие. — Ему бы не лошадьми править, а борова таскать на веревке!

Со всех сторон сыпались самые обидные замечания на Хосе, ибо это было не кто иной, как слуга Луизы, везший госпожу и ее подругу графиню Альмонте. Не обращая внимания на брань, он продолжал натягивать вожжи, едва сдерживая лошадей. Испуганные дамы, вскочив с места, страшно волновались, одна опускала стекло, другая отворяла дверцу, и обе кричали, взывая о помощи.

Несколько прохожих поспешили на помощь, но все с одной стороны, так как с другой находилась канава. Нашлись, однако, и здесь двое спасителей, только не прохожие, а арестанты. Хотя они и были покрыты грязью с головы до ног, это все же не помешало им броситься спасать испуганных сеньорит. И преступники не лишены чувства человеколюбия.

Толпа, тронутая таким неожиданным великодушием, собиралась уже выразить свое одобрение, когда за восхищением последовал внезапно взрыв негодования. Арестанты начали с того, что открыли со своей стороны дверцы. Молодые женщины, испугавшись их ужасного вида, откинулись назад, а арестанты, возмущенные тем, что их услуги не были приняты, грубо вытолкнули дам и заняли их место в экипаже. Мало того, в ту же минуту великан Крис Рок вскочил на козлы, держа под мышкой карлика! Выхватив вожжи из рук Хосе, оставшегося на козлах, он пустил лошадей в галоп. Находившиеся в экипаже арестанты поспешили затворить дверцы и поднять стекла.

А публика вне себя от изумления стояла, пораженная этим невиданным еще на улицах Мексики зрелищем.

Глава XXX

НЕСЧАСТНЫЕ ДАМЫ

Все обстоятельства благоприятствовали бегству преступников: горячившиеся лошади, отсутствие Доминго, недостаточно бдительный надзор полупьяных солдат и, наконец, самое место происшествия. Часовые были поставлены только до Аламедских ворот. Минуя последнего часового, беглецам оставалось опасаться лишь ружейных выстрелов вдогонку; однако им удалось избежать этого. Очевидно, Фортуна решила взять их в этот день под свое покровительство.

Конвойный, находившийся в конце улицы, был первым, с которым вступали в разговор возвращавшиеся из трактира Сан-Корм, на его долю поэтому пришлось побольше угощения. Когда карета мчалась мимо него, он не различил ни ее, ни находившихся в ней людей, тупо проводив ее посоловелыми глазами. Когда кто-то объяснил ему, в чем дело, он поднял ружье дрожащими руками, но было уже поздно, и, к счастью для гуляющих, выстрела не последовало. Никто не подумал догонять карету, да и к чему? Для этого надо было скакать верхом, а она уже исчезла из виду. Все стояли, точно онемев, с трагикомическим выражением удивления, гнева и страха на лице. Наконец, оставив посты, конвойные собрались в кучу и стали совещаться, прошло немало времени, пока они пришли к решению дать знать о случившемся кавалерии.

Представлялся удобный случай для бегства и другим арестантам, чем те и не замедлили бы воспользоваться, если бы не тяжесть цепей, затруднявших движение; к тому же ведь не все находят к своим услугам разгоряченных лошадей и неловкого кучера!

Забавнее всего было смотреть на старания прохожих успокоить бедных женщин, столь грубо лишенных экипажа; все выражали им свои соболезнования и симпатию. «Las sinoritas! Pobrecitas! (Бедные молодые дамы!)» — только и раздавалось со всех сторон.

Положение их, действительно, было не из приятных, но они выносили его с удивительной стойкостью, особенно графиня. Как ни была она молода, она выказала удивительную твердость и хладнокровие. Ни один мужчина не превзошел бы ее в героизме, Когда она говорила о мошенниках, овладевших экипажем, ее глаза метали искры, достойные игры Рашели или Сиддонс.

Надо было быть уж слишком проницательным, чтобы догадаться, что она притворялась. Никто не мог предполагать, что в то время, когда их выталкивали из кареты, одна из жертв успела шепнуть «негодяю»:

— Под сиденьем для вас кое-что спрятано. Dios te guarda![9]Еще труднее было бы поверить, что другая женщина, такая встревоженная с виду, прошептала, в свою очередь, несколько нежных слов второму разбойнику,