заметил Ривас, — если не буду ранен первым. Остаются еще кинжалы. Кучера мы исключим, он не должен участвовать в схватке. Ваш друг великан умеет, верно, обращаться с ними?

— Еще бы, он был с Бови в Алама и с Фаннингом в Голиаде. Вы можете смело вручить ему кинжал, он сумеет им воспользоваться, если явится необходимость!

Керней передал Крису Року один из кинжалов, но не через окно, а через отверстие, просверленное в карете.

— Крис Рок, — сказал Керней великану, — нам придется проехать в ворота, охраняемые дюжиной солдат. Если ворота окажутся открытыми, вы спокойно проедете. Если же они заперты, натяните вожжи и ждите моих распоряжений.

— Слушаю, капитан.

— Вот вам кинжал, и если услышите выстрелы, то, значит, время действовать им.

— Позвольте взглянуть на него, — сказал Крис, взяв оружие. Затем, внимательно рассмотрев его, прибавил: — Кинжал очень недурен, что я и надеюсь доказать, если представится случай… Ах, кабы я мог только избавиться от этого ужасного урода, который копошится у меня между колен…

Ривас прервал его, так как беглецы подъезжали к опасному месту.

Глава XXXII

НЕЖДАННЫЕ ПОЧЕСТИ

В строгом смысле слова Мехико не может быть назван укрепленным городом, он защищен, однако, стеной, замыкающей все предместья и городские дома. Постройки современного города также сжаты и скученны, как это было и в древнем Теночтитлане, на месте которого он расположен, хотя и неомываем водами озер Тезуско и Чемилько.

Стена сооружена из каменных глыб и глины. В некоторых местах виднеются редуты, на которые выставляются пушки в революционное время. Стена эта служит не столько для военных, сколько для таможенных целей, она была воздвигнута ввиду законов о внутренней торговле, из которых главным считалось установление пошлины, называемой alcabala. Эта пошлина вручается охраняющему ворота караулу; alcabala уплачивается не при выходе, а при входе в город, за все товары, доставляемые из деревень на рынок.

Сбор этот взимается положительно за все предметы торговли: продукты ферм и садов, полей и лесов — все обложено таможенными сборами. Смуглый туземец, согбенный под тяжестью дров, принесенных им из лесистых гор, миль за двадцать расстояния, — и тот платит пошлину при входе в город. Не имея по большей части ни копейки денег, он оставляет в залог свою шляпу и отправляется с непокрытой головой на рынок, получая шляпу обратно лишь при выходе. Миновать же эти ворота невозможно ни при входе, ни при выходе из города.

Кроме таможенного чиновника, сборщика пошлин, у ворот находится караул и расставлены часовые. Обязанности этих людей разнообразны — и политические, и экономические, и военные.

Подобные ворота имеются на конце у каждой из пяти или шести улиц, ведущих из города. Одни из них называются «garita del Nino Perbido», то есть воротами пропавшего ребенка, они имеют второстепенное значение с промышленной точки зрения, так как сообщаются не с крупными центрами, а лишь с деревнями Микское, Койоасан и Сан-Ангель и с богатыми дачными домами, принадлежащими знатным особам. Роскошные экипажи поэтому здесь не редкость.

От ворот тянется красивая аллея длиной в две версты с двумя рядами высоких деревьев, благодатная тень которых привлекает немало катающейся публики, в конце второй версты аллея сворачивает вправо по направлению к Сан-Ангелю. Это место представляет настоящую западню. Пишущий эти строки сам убедился в этом, испытав несколько раз нападения сальтеадоров, возвращаясь с дачи. Только благодаря своему превосходному коню он остался цел и невредим.

Извиняясь перед читателем за это маленькое отступление, замечу, что часовые, стоявшие в этот день у ворот, не сочли нужным остановить экипаж, возвращавшийся, очевидно, с утреннего торжества. Напротив, они отнеслись к нему с большим почтением. Неся не раз караульную службу у дворца, они часто видели, что в таких экипажах ездят высокопоставленные лица, а теперь по ливрее кучера сразу догадались, что проезжавшие принадлежат к семье министра.

Дежурный унтер-офицер, мечтавший о повышении, желая отличиться перед членами министерства, приказал солдатам приготовиться к отданию чести, и, когда ландо приблизилось, солдаты с сержантами во главе взяли ружья на караул.

Им ответили военным салютом. Итак, там, где беглецы ожидали найти гибель, их встретили не только мирно, но и с военными почестями!

Глава XXXIII

НЕ ВОССТАНИЕ ЛИ ЭТО?

Когда экипаж проехал и часовые вернулись на свои места, у сержанта вдруг явилось сомнение, заставившее его встревожиться. Не отдал ли он военные почести лицам, не имевшим на то никакого права? Не могло быть сомнения, что карета принадлежала дону Игнацио Вальверде. Это были его лошади, его ливрея, но это все, что сержант видел. Сидящие же в экипаже люди были ему совершенно незнакомы, так же как и Хосе, который, считаясь запасным кучером, никогда не возил своих господ во дворец или в такие места, где мог его видеть сержант.

Сидевшего на козлах верзилу он видел впервые, точно так же, как и одного из находившихся в карете, другой же возбудил в нем какие-то далекие воспоминания.

— Mil dilablos![11] — восклицает он вдруг, глядя вслед удаляющейся карете. — Да ведь это мой бывший начальник, капитан Руперто Ривас! Я на днях только слышал, что он стал сальтеадором и посажен в тюрьму! Carrai! Что все это значит?

Экипаж, спокойно отъехав сажен пятьдесят от ворот, понесся вдруг галопом, и сержант ясно видел, что сидевший на козлах великан осыпал лошадей ударами кнута. Для чего это? Как сидящие в карете могут допустить подобную вещь?

Ведь никто из них не казался пьяным, все имели только немного возбужденный вид, что объясняется сильным впечатлением виденной ими церемонии. С чего бы при таком великолепном экипаже, да еще принадлежащем министру, лошади неслись вскачь? Это более чем странно!

В то время как сержант предавался этим размышлениям, он услыхал пушечные выстрелы. Один раздался из крепости, другой — из Чапультепекского военного училища. Но это еще не все. Вдруг начался колокольный