– Им пришлось действовать по обстоятельствам.

Мои ребята и впрямь работали в условиях невыносимых, местная власть то и дело вставляла им шпильки, а прокурор, тесно связанный деловыми отношениями с мэром, потребовал провести опознание свидетелями нанятого убийцы, затянутое до срока истечения задержания, то есть за два часа до полуночи, когда подобрать адекватных его внешним признакам лиц было в принципе невозможно, тем более убийца был ростом под два метра, гориллообразен и скуласт, как четыре монгола.

Как всегда, проявил находчивость опер Боря Твердохлебов, давший команду патрульно-постовой службе задерживать все машины, проверять пассажиров, и лиц, соответствующих приметам, указанным в ориентировке, после чего незамедлительно волочить их в местное управление.

Прокурорские уловки не помогли: вскоре в один из кабинетов набилось около десятка подходящих персонажей, часть из которых пребывала в подпитии, а потому в опасении потерять водительские права была готова на любое сотрудничество с нами.

Прокуратуре волей-неволей пришлось пойти на попятную, убийцу опознали, он дал признательные показания, и на мэре защелкнулись наручники.

– Ладно, идите, Шувалов, и – заклинаю вас: пожалуйста, осмотрительнее, взвешивайте решения… Обстановка – ох непростая! – в который раз простонал Шлюпин.

Непростую обстановку в конторе прежде всего сам он и создал: попробуй отлучись с места, сразу же – звонок в дежурную часть: кто из руководителей отделов покидал территорию управления, когда вышел и когда вернулся?

Два раза в месяц устраивался показной строевой смотр. Естественно, все сотрудники обязаны были предстать перед Шлюпиным в униформе.

Факт отсутствия казенной машины после восьми часов вечера на служебной стоянке подразумевал служебное расследование.

Подразделениям было выделено лишь двадцать минут в месяц на ведение междугородних телефонных переговоров во имя экономии бюджетных средств, и для документирования переговоров были заведены журналы учета. Финансовые отчисления на агентуру срезаны под корень – мол, стукачи сами прокормятся, нечего баловать!

После пошла кампания за чистоту лексической национальной традиции в служебной документации.

– Употребляем недопустимое количество иностранных слов в справках и в протоколах, – вещал Шлюпин на очередном совещании. – Предлагаю вашему вниманию пример объяснительной записки: «Поскольку мне пришлось покинуть помещение, где находился задержанный преступник, я зафиксировал киллера наручниками у батареи центрального отопления, но когда вернулся обратно, свободной рукой он вызывающе занимался онанизмом, семантически отождествляя данный нонсенс с аббревиатурой нашего министерства, что вынудило меня на радикальные действия, в дальнейшем спроецированные в жалобе потерпевшего…» – Шлюпин прервался. – Откуда взялось это иностранное «киллер»? – молвил брезгливо. – Есть прекрасное и адекватное, я бы сказал, русское слово: «убийца»… «Аббревиатура», «семантически»… Мы отрываемся от истоков языка.

– А чего с «онанизмом» делать? – вопросил один из начальников отделов туповато.

– Ну… можно назвать это… самообладанием, – подумав, молвил Шлюпин. – Впрочем, это неудачно, наверное. Слово перманентного свойства, аналог подобрать нелегко… Да! – вдруг припомнил он. – Но есть ведь другие артисты! Вчера читаю протокол. Составлен нашим молодым сотрудником. Извольте послушать, как протокол начинается: «Вечерело, лаяли собаки…» Господа начальники отделов! Вы куда смотрите? Вы хотя бы из интереса читаете творчество подчиненных? Скоро здесь будет литературный кружок! Зеленая, так сказать, лампа…

Тут прозвенел телефон спецсвязи, стоявший на приставном столике, Шлюпин снял трубку, выслушал неведомого собеседника, после чего вытаращил глаза и, отвалив челюсть ошарашено, просипел, оглядев собрание:

– Все свободны, товарищи…

И собрание бодро задвигало стульями, расходясь. И каждый, конечно же, торопился в свой кабинет, ибо на физиономии генерала читались такие потерянность и уныние, подразумевавшие некую глобальную для всех нас новость, что первостепенной задачей следовало новость узнать, уяснить, а далее вычислять, какого рода очередная неизвестность накроет контору и как нам предстоит в ней, неизвестности, выживать.

Через полчаса секрет ошеломленности Шлюпина раскрылся: Коромыслов проиграл схватку за кресло министра, но, хотя и оставался в заместителях, судьба его была предрешена: новый хозяин МВД не любил амбициозных подручных, да еще и с историей их противостояния его карьерному росту, а потому на дальнейшей служебной перспективе уважаемого Федора Сергеевича можно было поставить гранитный могильный крест. В два его роста.

Позвонил Жбанову.

– Слышал?

– Да, большое несчастье…

– Да плевать мне на этого Коромыслова. Что будет у нас в конторе? Утвердят Шлюпина, или возможны варианты с моей персоной?

– Ничего неизвестно, все шатко…

Весь следующий день я добывал информацию о настроениях в верхах по поводу кандидата на шефа конторы.

И – добыл ее, малоутешительную. Выбор персоны на роль главы нашего ведомства взял на себя Президент. Лично. Ознакомившись, естественно, со списком предлагаемых на руководство персонажей.

Но какие именно мысли по данному поводу бродили в голове первого лица государства, не знал никто. А уж повлиять на них мог только господь Бог, чьим помазанником он являлся.

К тому же, надо отдать должное, рекомендации рекомендуемых и рекомендовавших президент анализировал холодно, беспристрастно, на поводу у чувств не шел, а руководствовался исключительно целесообразностью – в лучших традициях той секретной службы, где некогда тянул лямку.

Оставалось одно: ждать.

Но душу мою бередило предчувствие непоправимых перемен, и пустое ожидание их представлялось занятием никчемным, трусливым, цеплянием изломанными ногтями за гладкую стену, с которой я неуклонно соскальзывал.

Была и иная аллегория: я напоминал себе летчика, готовящегося совершить посадку лайнера, исчерпавшего запас керосина, на некую аварийную полосу.

Лайнер еще пребывал на рабочей высоте, снижения его крейсерской скорости не ощущалось, но я-то знал, что и топливный, и физический ресурсы выработаны, что истекающие мгновения уверенного парения безжалостно кратки и надо аккуратно снижаться на подходящий ровный бетон под шасси, выгадав маневр, остаток топлива и надежный аэродром.

Только какой?

Позвонил шпион Жбанов:

– Ты срочно нужен, жду.

Естественно, пришлось тащиться к нему на рандеву.

– У нас есть информация, что Олейников плотно работает по Ходоровскому, – начал он с места в карьер. – Ты в курсе?

– Понятия не имею, – хмыкнул я, внутренне подобравшись.

– И есть информация, что по уголовным шахерам-махерам Ходоровского сведения ему сливаешь ты, – продолжил он.