– А он уже пытался?

Делия пожала плечами и покачала головой.

– Но если он вдруг вздумает…

Делия выдвинула ящик, покопалась в глубине и вытащила пружинный нож. Подняла его.

– Я смогу за себя постоять.

Джун приоткрыла рот от ужаса. Тогда новая подруга нажала на серебряную кнопочку на рукоятке, и вместо лезвия выскочила пластмассовая расческа. Джун не успела даже смутиться, как Делия расхохоталась. Смех у нее был задорный, радостный и заразительный. А главное – она смеялась не над Джун, она приглашала ее посмеяться над шуткой вместе.

– Видела бы ты свое лицо, – сказала Делия. – Ты так испугалась, я прямо офигела. – Она обняла Джун за плечи. – А отчим у меня на самом деле дерьмо. Знаешь, у нас вся семья дерьмовая. А у тебя как?

– У меня только мама, – сказала Джун. – Тоже дерьмо.

И потом по непонятной причине – может, Джун нравилось, как Делия смеется, а может, девочка не могла вспомнить, когда была такой откровенной, по-настоящему честной с другими, а может, за окном стояла ночь, а в это время труднее всего держать все в себе – Джун начала говорить. Говорила о том, как мамы по ночам не бывает дома, даже если она не работает; как та возвращается домой рано утром, обо все спотыкается, и от нее разит спиртным. Она говорила об отце, которого видела всего два раза. Рассказала, как мама упала и вывихнула запястье, споткнувшись о ранец Джун, и обвинила дочь, и та на самом деле чувствовала себя виноватой, но при этом не знала, что думать, – ведь от мамы пахло какой-то дрянью.

Джун говорила и говорила, слова лились изо рта, как вода из крана, который забыли закрыть. Наконец, когда сказала все, ей стало невыносимо стыдно, что она так открылась, а ведь они недавно познакомились. А вдруг Джун разрушила дружбу, которая только-только завязалась.

– Извини, – выдавила она. Щеки залило краской, и девочка возненавидела себя за беспомощность и слабость.

Но когда подняла глаза, увидела, что Делия, наклонив голову набок, пристально на нее смотрит. Судя по взгляду, рассказ Джун ей не наскучил, и она не считала новую подругу странной или чудаковатой. Просто улыбнулась такой улыбкой, которая придавала ей очень мудрый вид.

– Прикольно, у нас с тобой чумовые семейки, а мы получились такие классные, верно?

Джун почувствовала, как внутри у нее что-то поднимается. Мы.

Они почистили зубы и переоделись в пижамы. Делия принесла три стакана воды. «Если мне приснится пожар, понадобятся два», – сказала Делия, и они улеглись рядом в огромной кровати. Делия настояла на том, чтобы расчесать волосы Джун пружинной расческой – ведь у нее самой такие густые кудри, что зубцы у расчески сломаются, а она еще ни разу ею не пользовалась. И у Джун голова кружилась от радости и облегчения. Теперь, когда эта девочка с ней дружит, все будет хорошо. Больше она не будет одинокой. Теперь она не одна. Эта девочка изменит все.

В животе у меня ямища, и такая глубокая, что в ней поместятся моя комната, дом, весь мир.

Я бросила Делию, и теперь ее больше нет.

Тоска наваливается на меня с такой силой, что трудно дышать. Открываю шкаф, шарю рукой в глубине и нахожу фотографию. Достаю ее и валюсь с ней на кровать.

Рамка розовая, лакированная, наверху два медвежонка, а между ними сердечко. Делия подарила мне ее летом после шестого класса. Это была шутка, но в то же время нет. На фотографии мы вдвоем выглядываем из-под широких полей забавных шляп, которые купила нам Делия. Вот я – светло-русые волосы, невзрачная физиономия, – а рядом она, темные кудри на половину снимка, оливкового оттенка кожа, выразительный нос, волевой подбородок. Большой рот растянут в белозубой улыбке. Делия всегда уверяла, что выглядит слегка безумной. «Я не красивая, – говорила она, – а сексуальная». Но она ошибалась – когда улыбалась, то становилась настоящей красавицей.

Когда мы перестали общаться, я все время говорила себе, что это временно. Однажды все придет в норму. Никогда не сомневалась в этом.

Наконец, наконец-то слезы вырываются наружу. Мы никогда не помиримся. Я не смогу перед ней извиниться. Больше никогда ничего ей не расскажу. Делии больше нет.

Кладу рамку на колени и достаю из кармана телефон. Набираю голосовую почту, чтобы услышать ее голос, услышать последние слова, которые она мне сказала.

– Привет, Джей, это я, твоя старая подружка…

У меня было столько шансов наладить с ней отношения. Столько возможностей, но я ими не воспользовалась. Что бы ни происходило в ее жизни, будь я рядом, сумела бы ее защитить.

– Привет, Ди, – шепчу в трубку. Мне необходимо сказать эти слова, даже если теперь это не имеет значения. – Знаю, мы с тобой какое-то время не общались, столько всего случилось, но я на самом деле по тебе скучаю. – В груди давит, сердце вот-вот разорвется.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – говорит Делия в трубке.

Слезы льются неудержимым потоком. А я продолжаю:

– И мне очень жаль, что все так случилось, я должна была…

И тут я замолкаю. Происходит что-то непонятное: сообщение закончилось, но не совсем – из трубки доносятся какие-то звуки. Шум возни, а потом снова голос Делии, только она говорит не по голосовой почте, а с кем-то, кто находится рядом с ней.

– Я обязательно скажу, – говорит Делия. Она будто поддразнивает, а может, угрожает: – Обязательно скажу, что ты сделал.

Прижимаю ухо к трубке. Слышен другой голос, кричит какой-то мужчина. Я не могу различить слов, но понятно: он в бешенстве. А еще – боится. Задерживаю дыхание, и тело холодеет от ужаса. Но тут сообщение заканчивается.

Адреналин гонит кровь по венам. Я уже не плачу. Думаю о том, что сейчас слышала голос… нет, этого не может быть. Мне показалось.

Снова запускаю сообщение и слышу голос Делии. Возня. Делия: «Я обязательно скажу. Обязательно скажу, что ты сделал». А потом мужской голос на заднем фоне, и мужчина явно в бешенстве.

Кровь стучит у меня в ушах. Ошибки быть не может. Я знаю этот голос. Знаю, кто это.

Это Райан.

Руки у меня трясутся, я с трудом дышу. Смотрю на часы – второй час ночи. Райан наверняка спит.

В трубке раздается четыре гудка, и телефон переключается на голосовую почту. Завершаю звонок и набираю снова. Гудки.

Наконец он отвечает, мычит что-то спросонья. Представляю себе его лицо, прижатое к подушке, голую ногу, которая высунулась из-под покрывала – он всегда так спит.

– Мне нужно с тобой поговорить. – Голос словно бы и не мой.

– С тобой все в порядке? Который час? – Вижу, как он садится и потирает грудь. Представляю, как медленно стучит у него сердце спросонья. – Случилось что-нибудь?

«Да, – думаю я. – Случилось нечто ужасное». Но вместо этого говорю: