После одной из таких "консультаций" я и оказалась с Элейн в том кафе, и она рассудительно посоветовала мне: "Смени руководителя". И у меня хватило ума утереть слезы, на следующий же день отправиться на кафедру и добиться разрешения поменять тему диплома. И я тихо и спокойно доучилась под руководством милого дедушки, который готов был разжевывать мне каждую мелочь до бесконечности и умилялся, когда я цитировала его монографии. Но осколки моей мечты еще долго ранили меня, впившись глубоко в сердце.

А потом… да, я продолжала выкладывать свой узор. Высокий рост, черный волосы, брови, широкие плечи… Если тебе нравятся брутальные мужчины, рано или поздно нарвешься на грубияна. Так и вышло со мной, только к тому моменту мне было уже двадцать пять, и у меня достало ума выставить нахала за дверь, едва он посмел поднять на меня руку. Были и еще: глупые, пустозвоны, гуляки, лентяи — но каждый из них нес в себе крохотный фрагмент моей мозаики. И вот сейчас опять… Только на этот раз картинка была целой, и я тщетно пыталась отыскать в ней изъяны. Владыка Гвеллан. Моя любовь словно гналась за мной по пятам, чтобы настигнуть сейчас, в прошлом.

… Клубок, который вручил мне архимаг, начинает пульсировать и биться в моих ладонях, точно маленькое сердце.

Мимо по коридору проходят архимаг с епископом, прелат одобрительно говорит:

— Я полностью с вами согласен относительно данного инцидента, однако меня беспокоят ваши методы решения конфликта. Прибегать к насилию — не всегда лучший путь.

– Но иногда единственный путь прекратить истерику, — возражает архимаг. — Я не хотел, чтобы Андриетти наговорил в запале лишнего, а это бы услышали… Да хотя бы вы. Вы бы приняли его слова за чистую монету.

— Вы предполагаете, что я настолько глуп, что не отличаю, когда человек заговаривается?

— Нет, но вам могло быть выгодно истолковать слова Андриетти превратно.

— Гвеллан, — вздыхает епископ. — Вы…

Они удаляются настолько, что я не разбираю ни слова, но мне кажется, что речь в их беседе шла не об епископе, а обо мне. Это я не должна была услышать больше, потому что архимаг наверняка почувствовал, что кто-то преодолел барьер. И что такого ужасного в словах Андриетти? Он и так всех презирал и кичился своими знаниями, легко было предположить, что необучаемые «овцы» — адептки. Нет, не понимаю.

Но, по крайней мере, размышления помогают мне почувствовать себя снова собой, а не восторженной влюбленной девочкой, которой я когда-то была. У меня есть задачи поважнее, чем скорбеть по несбыточному и страдать от фантомной боли в сердце. А насколько хорош или плох архимаг — я узнаю совсем скоро. И раз мне известна причина, почему он кажется таким симпатичным, притягательным и знакомым, уже будет легче. Тем более что все «знакомые» такого рода оказывались на поверку не особо достойными любви…

Я догоняю архимага и епископа уже во дворе Школы, они стоят у ворот: высокой каменной арки с крупным зеленым камнем, укрепленным на самом верху, — она словно отделяет мир магии от мира обычных людей. Первым под арку шагает епископ; я отчего-то наблюдаю за камнем, но он остается тусклым, как бутылочное стекло. А вот когда под надвратный свод входит архимаг, изумруд внезапно вспыхивает всеми гранями, видимо, реагирует на заключенную в этом человеке магическую силу.

Я набираю в грудь воздуха и тоже делаю шаг вперед. А сама по наитию поднимаю глаза вверх — камень остается ко мне равнодушен, а мою силу считает недостойной даже малейшей искры. Только поблескивает от мелких капель измороси. На небе ни облачка, почти невесомый дождь словно опутывает меня тончайшей паутиной. Я отмахиваюсь от нее, опираюсь на предложенную мне руку архимага и залезаю в карету. Епископ задумчиво переводит глаза с камня на меня, но в моем присутствии не спешит задавать вопрос.

В моей копилке еще одна странность — по всей видимости, артефакты не находят у меня ни крупинки магии.

Что-то стучит, как будто кто-то топает лапками по крыше кареты, туда словно забралась сороконожка в туфлях на шпильке и танцует там что-то из современных танцев, как мои соседи однажды. Шум не дает спать, я неохотно приоткрываю глаза.

Придется идти и опять ругаться с ними, как тогда, когда они отмечали день рождения… А потом еще попробовать отказаться от торта, который они принесли на следующий вечер в качестве извинения — слишком вкусного, чтобы гордо закрыть дверь у них под носом.

Я едва успеваю смежить веки, чтобы никто не заметил моего пробуждения. Какие соседи и танцы? Я в карете, рядом сидит архимаг, скрестив руки на груди, напротив расположился епископ, задумчиво смотрит то в окно, то на моего новоявленного учителя. По крыше колотит дождь, все быстрее и быстрее, как будто хочет достучаться до меня, зовет выглянуть в окно. Нет, глупости, что там можно разглядеть за серой беспросветной пеленой?

Я припоминаю, сразу, как я села на мягкое и чуть пружинящее сиденье кареты, у меня закружилась голова, и архимаг заявил:

— Тебе надо отдохнуть, путь неблизкий, — не слушая моих возражений, он сделал какой-то жест, и я погрузилась в дремоту.

И вот я проснулась, но мои спутники об этом не подозревают. Пусть так и продолжается некоторое время — я смогу, вероятно, услышать что-то, не предназначенное для моего слуха.

— Гвеллан, — начинает епископ, поправляя темно-синий рукав своей рясы, — не сочтете за труд объяснить мне, зачем вы взяли себе в ученицы эту девушку? Странное решение, если учесть то, что она полностью лишилась магии… И доказательств этого — множество. Начнем хотя бы с письма директрисы, многоуважаемой Миринны, продолжим отсутствием следов Алессы в кабинете во время допроса адепток… Не удивляйтесь так картинно, вам известно, что благодать Источника позволяет мне заглянуть за завесу ваших заклятий. И закончим не вспыхнувшим камнем у ворот.

А епископ не так уж прост, как я думала — он заметил меня в кабинете и сейчас открыто намекнул, что увидел что-то большее. Благодать Источника, наверное, может творить магию… Или это просто блеф?

– Вы пытаетесь уличить меня во лжи? — осведомляется Гвеллан, нахмурившись, и тут же оживляется, как будто его осенила гениальная мысль: — Или вам хочется уличить меня в неблагородных намерениях в отношении бывшей адептки Коэн? Я увидел красивую девицу и тут же решил забрать ее себе для утех…

Это звучит разумнее всех моих предположений и догадок и повергает меня… не то в ужас, не то в какое-то странное волнение. Но епископ качает головой, и мой страх испаряется:

— Я вас знаю пять лет, Гвеллан. И с радостью ухватился бы за это объяснение сейчас, если бы вы были глупы или чрезмерно развратны. Но увы… эта версия не выдерживает никакой критики. Во-первых, девиц вы видали на своем веку немало, намного привлекательнее и обладающих большей силой, чем выпускница Школы. Во-вторых, принимая во внимание, кто ее приемный отец… Барон Коэн может устроить скандал и даже лишить вас статуса и влияния при дворе… Например, обвинит в измене, наймет и подошлет убийц или потребует от вас возмещения всех трат на содержание Алессы Коэн до совершеннолетия. Требовать компенсацию намного разумнее и выгоднее, но он в гневе способен и на более импульсивные решения. Вряд ли вы пошли бы на риск исключительно ради красивых глаз.