Гвеллан сжимает предплечья пальцами, но внешне остается спокоен, хотя предложения, которые он произносит, становятся короче и словно рассекают воздух, резко и тяжело, как плети дождя бьют снаружи по крыше кареты:

— Девушка утратила магию, поэтому для барона ее ценность минимальна. В этом он может винить лишь несчастное стечение обстоятельств или стеклянный шар. Мое решение продиктовано тем, что этот случай уникален. Нигде нет сведений о ком-то, кто внезапно терял дар Источника после удара по голове. Интерес у меня исследовательский — узнать причину этого явления. Устранить ее, если получится. Ну что, натравите на меня вашу инквизицию или барона?

— Инквизиция занимается исключительно преступлениями магов против людей, вам ли не знать… — епископ недовольно пожимает губы, нет, скрывает улыбку. — Хотя… да, формально лишившаяся магии адептка Коэн человек. Нет-нет, Гвеллан, сегодня мне разумнее и выгоднее поверить в вашу историю, поэтому я не задам иных вопросов и прогляжу очевидные лакуны в ваших аргументах. Что до Коэна… думаю, вы сможете с ним договориться.

— Однако, — продолжает он почти угрожающе, и его голос словно сливается со зловещим рокотом дождя. — У меня есть определенные сомнения в вашей искренности, поэтому я не оставлю эту ситуацию без внимания.

— Вы слышали клятву, — безразлично отзывается архимаг. Он смотрит в окно и щурится, как будто от яркого солнечного света. — Я не наврежу девушке.

— Но можете навредить много чему еще, Гвеллан. Впрочем, ладно… — епископ старчески вздыхает, и я не понимаю, чего больше в этом вздохе: усталости или притворства. — Пока что меня удовлетворяют ваши объяснения. Что вы там увидели настолько интересное?

– Сами не чувствуете с вашей Благодатью? — Гвеллан отвечает слишком грубо и весь подбирается, как огромный кот перед прыжком на добычу. Там, за окном, пока ничего не происходит, но он уже готов напасть на нечто, таящееся среди водных струй.

Епископ морщится:

– Гвеллан, я не инквизитор. Только они обладают даром в полной мере. Но если вы настаиваете…

Он прикрывает глаза, достает из рукава ярко-голубые четки и шепчет что-то, очень похожее на молитву или заклинание. Бусинки скользят под его пальцами, а в них как будто переливается вода… Наверное, не ошибусь, если скажу, что это капли из Источника — интересный артефакт. И каждая бусинка чуть отличается от других, если присмотреться.

Слова как будто из другого века или тысячелетия, я понимаю только то, что он упоминает Источник…

Четки окутываются едва заметной дымкой, она поднимается к голове епископа, и он смотрит сквозь эту завесу за окно. Наверное, так он и разглядывал меня в кабинете директрисы или во дворе Школы, перебирая четки под длинным свободным рукавом. Да, я вспоминаю, что ткань там как-то подергивалась… И мне снова стало плохо. Интересно, это от его Благодати или заклинания архимага?

— Там ничего нет, Гвеллан, — говорит он, и в этот же миг карета въезжает на каменный мост, а из-под него вдруг взмывают огромные щупальца.

Они слеплены из воды, в них различимы песчинки и ил со дна реки, и это было бы даже красиво, если бы неведомое существо не схватило нашу карету.

Гвеллан ругается, хватает жезл, а епископ меланхолично заканчивает:

– Либо это неизвестная нам магия, либо не магия вообще.

Его пальцы лихорадочно быстро скользят по четкам, нащупывая только ему одному известную бусину, замирают на ней, он произносит короткое заклинание или молитву.

А я пытаюсь очнуться, но теперь уже почему-то не могу, как ни стараюсь.

Меня окружает светящийся кокон, чуть голубоватый, такой же окутывает сейчас епископа. Похоже, защитные чары, но они не сработают, ведь они такого же цвета, как вода, которая сочится изо всех щелей, течет по стенкам и окну. Откуда я это знаю? Я наверняка ошибаюсь, мне неизвестно ничего об этом мире… Ведь от сутаны епископа отскакивает мельчайшая водная пыль, кружащаяся вокруг нас.

Известно мне лишь одно — я не могу очнуться, как будто нахожусь в кошмаре.

Архимаг выбивает дверь с моей стороны, направив на нее посох. С его наконечника торопливо слетают красные руны, бьются о стену воды, как мотыльки у лампы, взрываются под испуганное ржание лошадей — и в водяной завесе образуется брешь.

Архимаг тут же кидается в этот зазор, бросив епископу:

— Присмотрите за ней. Я обрежу остальные отростки.

Но сможет ли он? Ведь высушенные щупальца вырастают снова, питаясь водой из реки, обхватывают тонкими струйками пол и окно кареты, как будто водяные стебли или тонкие пальцы… Они пытаются обвить мою лодыжку, я чувствую это холодное прикосновение, но пока их отталкивает щит, они рассыпаются колдовским фиолетово-серым туманом.

Мне на плечо падает вода, и я сбрасываю оцепенение, но лучше бы мне это не удалось. Теперь меня захватывает одно желание — бежать из кареты вслед за архимагом. Нет, не за ним, а куда-то, куда меня зовет шум водопада, я ему нужна. Очень нужна, без меня он умрет, я обязана его спасти, во что бы то ни стало.

Но это не мои мысли, жалобный зов исходит от кого-то извне, и я не хочу ему поддаваться. Это благоразумно — сопротивляться неизвестно кому, только что схватившему твою карету, а теперь почему-то решившему позвать тебя. Может быть, я ошибаюсь, и там — мое спасение, но уж слишком агрессивна эта просьба о помощи, этот зов раненого зверя, попавшего в капкан, который изувечит любого, кто к нему подойдет.

Архимаг что-то кричит снаружи, кажется, кучеру, оставшемуся на козлах и не сбежавшему от страха:

– Вперед, надо съехать с моста, — карета дергается, но останавливается, не проехав и метра.

Архимаг снова окружает ее огненными заклинаниями, теперь они уже не такие маленькие, как бабочки, пол кареты греется от лезвия магического пламени, оно выступает за стенки экипажа и ходит туда-сюда.

— Трогай, — кричит он кучеру.

Что толку, силюсь сказать я ему. Это вода, ее запасов хватит на то, чтобы дотянуться до нас где угодно, даже если мы отъедем на расстояние пушечного выстрела.

Опасен туман. Да, тот самый пар, который получается из уничтоженной огнем воды. Он ненормальный, слишком неподвижный, висит у пола плотным слоем, не выветривается даже от гуляющего по карете сквозняка.

Но как это объяснить архимагу и епископу, когда я не могу толком пошевелиться? Стоит мне отмереть — и ноги сами понесут меня в неизвестном направлении. Епископ, кажется, смотрит на меня, я едва различаю его в сером мареве, скашиваю глаза вниз. Да, он понял, приподнимается с сиденья, хочет высунуться в проем и предупредить архимага.

Туман как будто ждет именно этого момента, чтобы распрямиться пружиной, обнять меня за талию и ноги и потащить из кареты, я успеваю схватиться за раму, но он сильнее. Он испаряет мою ненадежную защиту, дергает меня так, что хрустят суставы, и я разжимаю пальцы, отрываясь от раскачивающейся как неваляшка кареты.