— что пользы?.. А немцы только и ждут, чтобы мы вышли из лесу. Если бы я смогла, пошла бы… Я понимаю тебя… но пойдешь ты.

— Я не могу тебя бросить.

У нее на переносице сурово сдвинулись брови.

— Не дури, Дима! Донесение — важнее всего!

— Но ты же погибнешь! Понимаешь ты, Анка?

— На то и война. Ну, кончен разговор — валяй!

Дмитро застыл в нерешительности. Он понимал: спорить с ней бесполезно. Пойдут оба — погибнут. Пойти одному — а как же Анка?..

— Иди!..

Анка выглянула из укрытия. Прямо из-за куста осторожно высунулся немец. Короткая очередь пришила его к земле.

— А может, ты как-нибудь… — начал было, замешкавшись, Дмитро, но Анка сердито оборвала его:

— Вот ведь дурак-то! Слюнтяй! Ты умышленно хочешь операцию провалить?

В глазах у нее блеснули слезы.

Тогда он поспешно положил перед ней две гранаты.

— Держись, Анка!..

Не глядя в глаза, протянул ей руку. Она на некоторое время задержала его дрожащую ладонь в своей.

— Будь осторожней… прости…

Он порывисто поцеловал девушку в горячий лоб и полез из укрытия.

— Держись… Мы придем!.. — шепнул ей.

Анка вздохнула свободнее. Она была уверена: Дмитро дойдет, она прикроет его огнем своего автомата. Враги молчали. Возможно, они готовились к новому натиску.

Убрав зелеными ветками, словно венком, голову, Анка притаилась в кусте и начала пристально наблюдать за лесом.

Время шло, а кругом все было спокойно, только стрекотали сороки, носясь над деревьями. Анка знала: враг здесь, совсем рядом.

Вскоре она и в самом деле заметила в лесу какое-то движение.

Спустившись в яму и приладив автомат, Анка осторожно выглянула из нее в поле. Дмитра уже не было видно. «Значит, его не заметили», — успокоенно подумала девушка.

Где-то рядом хрустнул сучок. Анка вздрогнула, потихоньку раздвинула ветки. Метрах в двадцати от нее гадюками ползли к ней трое немцев. Стрелять по ним — нужно высунуться из ямы. В лесу в это время загремели выстрелы, затявкали пули. Анка зарылась в землю, поняла — ее обнаружили. Те стреляют, чтобы отвлечь внимание, а эти ползут к ней…

Она не торопясь взяла в руку гранату.

— Сдавайся! — донеслось вдруг сбоку, шагах в пятнадцати. — Сдавайся, все равно вижу!

Враг выругался.

Опустившись на дно ямы, Анка поспешно вырвала кольцо у гранаты и, пересиливая боль, напрягшись, швырнула ее туда, откуда долетал голос.

Взрыв гранаты гулко отозвался в лесу. Затем нечеловеческим голосом завопил фашист. Анка увидела, как шарахнулись в лес нападавшие, послала им вслед несколько коротких очередей.

Потом все стихло. Только раненый звал на помощь. Вскоре его крики перешли в тяжелый стон, потом стали слышны редкие всхрапыванья, но в конце концов и они стихли.

У Анки перед глазами пошли круги: красные, синие, розовые…

Во рту пересохло, губы потрескались, на них запеклась черным струпом кровь. В висках стучали молоточки, где-то ближе к затылку ударяет тяжкий молот. Тело казалось таким тяжелым, будто в него насыпали целую груду камней.

— Воды… воды… — шепчут иссохшие губы.

До слуха доносится тихий плеск волн, а в темноте синью переливается река. Или опять марево? Хоть бы река…

Анка ползет. Каждое движение болью отдается во всем теле, она не может передвигать ногами, ползет только на руках. Кажется, невыносимо тяжкому пути не будет ни конца ни краю. Всю ночь ползет и никак не может достигнуть цели. А вдруг она заблудилась? Да нет, совсем близко впереди плещут волны, и так терпко, приятно пахнет водой…

Над головой мерцают-переливаются звезды, а восток окрашивается в багрянец. Анка на минуту подымает отяжелевшую голову, долго смотрит перед собой вперед и замечает: звезды лежат перед нею прямо на земле. Они подвижны, тягучи, словно привязаны к колышкам, — поплыли бы, но не могут никак оторваться. И снова — плеск волн…

— Неужели Днепр! Хоть бы он… воды бы… воды!..

Перед нею в самом деле Днепр. Пересохшими губами девушка долго, жадно пьет воду, отрываясь лишь для того, чтобы перевести дыхание. Не ощущает никакого вкуса, ее только освежает приятный холодок. Она чувствует, что может пить без конца и все-таки никогда не утолит жажды. Отрывается от воды. Осторожно вытягивается на песке и смежает веки. Всего лишь на одну минутку, казалось, закрыла их, а когда открыла — вокруг уже наступило седое утро. Перед нею катил свои воды Днепр, широкий, неспокойный. Хотела подняться, но все тело, словно свинцом, было налито болью. Увидела, что посредине реки, проворно работая веслом, плывет в лодчонке старик рыбак. Точь-в-точь будто в сказке.

— Деду-у! Деду-у-у! — хриплым голосом позвала Анка.

Лодка чуть заметно повернула в ее сторону, но ей кажется: она уплывает прочь.

— Деду-у! — в отчаянии еще раз позвала Анка.

— Да сейчас, погоди! — послышался голос рыбака. — Давненько ищу.

Когда они со стариком подъехали к противоположному берегу, Анку радостно приветствовали партизаны:

— Анка! Анка! Жива, сестренка!

Они уже собирались садиться в лодки, но задержались— каждому хотелось сказать Анке, которую ведь в мыслях уже похоронили, словечко привета. Анка видела— боевая партизанская рота двигалась на подмогу Черномору.

— Анка! Жива, значит! — радостно приветствовал на берегу Дима.

— Дошел? — строго спросила она.

— Дошел, Анка. Видишь? — указал он в сторону партизан.

— Молодец…

— Я что, — покраснел парень. — Вот ты…

— Ну, хватит. Спешите!

Все, будто опомнившись, кинулись к лодкам. Анку осторожно вынесли на берег. Она смотрела, как партизаны усаживались в лодки, отчаливали от берега. Потом позвала:

— Дима!

— Что тебе? — спросил Дмитро, подбежав к ней.

— Бориса похороните… Я его… ветками прикрыла.

— Не беспокойся, Анка, — он понурился со скорбью в глазах.

— Ну, поезжай! Поспешите! Счастливого вам пути!

— Спасибо, Анка. Мы… Ты поправляйся скорее.

— Да я что… живуча я…

Она легонько пожала ему руку. Дмитра уже кликнули с лодки.

Анку положили на телегу, на мягкое душистое сено.