Девчонка явно этого не ожидала и побежала следом, ухватила за руку, потянула назад.

– Ну чего тебе? – Он вырвался.

– Дурак! – надулась теперь Олеся и стала похожа на себя обычную. – Я же просто показать хотела. Секрет. Никто не знает, даже Оксанка…

Но он уже не слушал, а смотрел через плечо, опять на колею, где, словно из-под земли, вдруг материализовалась птичка и взлетела на забор.

– У неё там гнездо, – объяснила Олеся почему-то шёпотом.

– Где? – Он тоже перешёл на шёпот.

– Там, под забором. Где кончается колея…

– Врёшь! – не поверил Ярослав. – Она что, по-твоему, живёт в норе?

– Сам ты врёшь! – рассердилась Олеся уже всерьёз. – Поди у папы спроси!

Она отвернулась и, гордо вскинув голову, зашагала к дому, а Ярослав остался стоять и наблюдать за забором. Птичка улетела куда-то, но скоро вернулась и опять спикировала вниз, в колею, где таинственным образом исчезла, а потом возникла на прежнем месте. И ещё раз, и ещё. Ну просто мистика! Он даже не сообразил, что можно попробовать это сфотографировать, фотоаппарат так и болтался на шее.

Ярослав так засмотрелся на загадочную птицу, что не заметил Яну. Та подошла почти вплотную да как гаркнет в ухо:

– Привет, москвич!

Ярослав аж подскочил.

Яна улыбалась, довольная произведённым эффектом.

– Ты чего здесь торчишь, на дороге?

– Так… – Ярослав пожал плечами. Рассказывать Яне про птицу отчего-то не хотелось.

– Ух ты, мощно! – Яна уже тянулась к фотоаппарату. – А на нём селфи сделать можно, да?

– Селфи?

Он, как всегда в присутствии Яны, растерялся. Представил, как насаживает свою массивную зеркальную камеру с большим объективом на селфи-палку… Между прочим, такой фотик на палке фиг удержишь: слишком тяжёлый, тут же рука заболит.

– Ну а что! Вон какой он у тебя здоровый. Небось круто селфи делает.

– А… а давай я тебя сфотаю, – предложил Ярослав. – Портрет. Будет даже круче, чем селфи.

– Много ты понимаешь! – фыркнула Яна. – Ну, попробуй, конечно. Только что-то я сомневаюсь.

Она встала перед Ярославом, наклонилась чуть вперёд, отклячив попу, обтянутую коротенькими джинсовыми шортиками, прижала руки к подбородку, сложила губки трубочкой. Тёмные глаза её были распахнуты, и было видно, что Яна изо всех сил старается не моргать. Ну и глупый же у неё сделался вид!

– Чего ты не снимаешь? Снимай! – потребовала Яна.

И тут он её щёлкнул. Ещё подумать не успел, а палец уже сам собой нажал на кнопку.

– Да погоди ты! Я ещё не приготовилась! – сказала она раздражённо и приняла прежнюю дурацкую позу. – Вот, всё. Теперь можно!

Но он сначала решил просмотреть кадр.

Портрет получился неожиданно хороший. На лице у Яны было сразу много противоречащих друг другу эмоций, поэтому казалось, что оно движется и вот-вот его выражение изменится. Только непонятно было, сменит ли Яна гнев на милость или, наоборот, сильнее разозлится. А в растрёпанных волосах сквозило оранжевое закатное солнце.

– Господи, ну что ты там возишься?! Москвичи все такие медленные, да?

Но Ярослав не слышал, а смотрел на портрет, удивляясь, как круто у него вышло. Яна подошла, заглянула через плечо и как заорёт:

– Ты что, совсем?! Я тут вообще уродка! Удали, удали немедленно! – и попыталась вырвать камеру, но он, конечно, удалить ничего не дал. Фигушки!

– Идиот! – резюмировала Яна. А потом вздохнула. – Вот был бы у меня телефон нормальный… На́фиг такие здоровые фотики, если даже человеческое селфи на них не сделать…

Ярославу стало её жаль. Она так смешно сердилась, так горестно вздыхала. Он протянул ей смартфон, сказал:

– На, делай своё селфи сколько влезет. Там фронтальная камера.

Вечером он пролистывал фотки в смартфоне и никак не мог понять, как это Яна себе нравится в таком дурацком виде, с этими губами трубочкой, с выпученными глазами, со втянутыми, точно прикушенными изнутри, щеками, но честно скинул все кадры Яне на флешку, попросив для этого у дяди Миши ноутбук.

Дядя Миша оставил это без комментариев. Удивительно! Папа обязательно пошутил бы про эти фотки, а мама наверняка стала бы выспрашивать, что это за девочка и из какой она семьи. Портрет, сделанный Ярославом, он похвалил. Сказал, повезло. А потом добавил, что в фотографии везение – девяносто процентов успеха.

Оксанка, увидев портрет Яны, стала немедленно требовать, чтобы Ярослав сфотографировал и её. Олька тоже запросилась, подражая старшей сестре, и даже хмурая Олеся подтянулась (хотя не просила ничего), а за ними приполз маленький Олежек, радостно пуская пузыри… Но сколько Ярослав ни старался красиво сфотографировать своих двоюродных сестёр и братика, ничего у него не получилось. Должно быть, везение на этот день уже закончилось.

Любопытная Оксанка, разумеется, пыталась выспросить у Яны, где та пропадала целую вечность, но Яна только отмахивалась – мол, уезжала. А куда, с кем, зачем – молчала как партизанка.

– Всё ты врёшь! – кипятилась Оксанка. – Тебя просто мама наказала и дома заперла!

– А вот и не вру! – спорила Яна.

Но Ярославу было не до них. Удивительным образом Яна, которую он искал по всему музею больше недели, с момента возвращения вдруг перестала его интересовать – как отрезало. Все мысли занимала странная птица. То есть в птице не было ничего особенного – обычная трясогузка, каких и в Москве полно, но что она делала у забора и куда пропадала?

Бо́льшую часть времени Ярослав проводил теперь в дальнем углу двора, где сходила на нет, упираясь в покосившиеся доски, заброшенная дорожная колея. Заглянул на другую сторону забора – там, вплотную к доскам, навален был чуть не доверху строительный мусор: деревяшки, куски цемента, осколки плитки, арматурины какие-то, а значит, просто уйти под забор птица никак не могла. Но куда-то ведь она пропадала, когда с разлёта ныряла в колею! Он часами следил за трясогузкой, через объектив фотоаппарата и просто так, как она прилетает и улетает, прилетает и улетает, и в конце концов ему стало казаться, что птиц не одна, а несколько, что их две или даже больше.

В один прекрасный день он не выдержал, лёг у самого забора и, вывернув шею, стал пристально рассматривать место, где обычно исчезала птица. И он увидел! Наконец-то увидел! Под нависающими комьями застывшей земли был едва приметный проход, который уводил на другую сторону забора, куда-то внутрь мусорной кучи. Но что же это получается? Птичка живёт в пещере? Быть не может!

Он пошёл с вопросом к дяде Мише, а тот ничуть не удивился. Наоборот, оказалось, что трясогузки любят устраивать гнёзда во всяких странных местах: в поленницах, мусорных кучах, в перекрытиях зданий. Он дал Ярославу книжку, где было написано, что белые трясогузки умудряются свить гнездо даже на железной дороге под рельсами; каждые несколько минут над птенцами грохочет поезд – и ничего, птенцы растут и не боятся. Всё это, конечно, было очень интересно, но и жаль немного, потому что с этого момента тайна перестала быть тайной.