Час тому назад, незадолго до приезда Надьки, Тема вдруг лихорадочно начал сочинять стихотворение. Для начала он уворовал у Антона флюоресцентный маркер и Антон потом несколько раз долго и задумчиво шарил ищущей рукой по кровати и по столу, а один раз даже оторвался от экрана и безнадежно глядя в пустоту, поворошил скопившиеся в пределах досягаемости бумаги. Тема, тем временем, написал несколько строчек и остановился.

Существо, похожее на Элвиса Пресли,

С накрашенным яркой помадой ртом

Спросило меня, что будет, если,

И что случится, если потом?

Теперь он сидел неподвижно, глядя в упор на надькин зад, находившийся примерно в полуметре от его лица. Кружевные красные трусики восклицательным знаком делили этот аэростатический зад на две зеркальные загорелые половины. Через пять минут Тема заметил на правой половине крохотный бело-розовый шрам. Надькина спина уходила под стол, как река под мост. Из-под стола доносилось что-то похожее на плеск.

Антон со спущенными шортами по-прежнему сидел за столом. Лицо у него было сдержанно-одухотворенное, как у знаменитого пианиста, берущего финальные аккорды на благотворительном концерте в психиатрической лечебнице.

На полу лежала открытая коробка с куском пиццы и тремя сотнями крошек.

Неожиданно плеск прекратился. Антон открыл глаза, нахмурился и вопросительно заглянул под стол. По пути он молниеносно пометил курсором кусок письма на экране, в рамочке электронной почты. Текст был такой:

"in KOI8

<

<Яачтчекьх Ъеожех!

<З номбTй пеиъп, импмоьх Ъмимйма ноеномамдуй кле.

<АъT ыпм мбелщ пчйчлпйуам, зоим, ъаетм ам клмжус депчйзс. Ле кмжйу юь Аь ноуъйчпщ пенеощ пеиъпч нмюмйщэе, уц очцльс бчъпех омкчлч у уцймтупщ мюшяв ичлая у ъяпщ. Очъъичтупе, нмтчйяхъпч бяпщ нмдомдюлее м ъеюе у ъамTк йупеочпяолмк юьпуу.

<Ньпчйуъщ йу мюочшчпщъз а Чодуъ уйу а Ыокупчт и Ерукмая?

<Пеиъп дмсмдуп смомэм а пеиъпе нуъщкч. Пчи бпм Word 7 ле лятел.

<Ъ лчуйябэуку нмтейчлузку

<Кусчуй Чокчйулъиух"

Из-под стола послышался звонкий надькин голос:

— Эй! Ты чего там делаешь?

— Я?! — удивился Антон покорно, — ничего. — Он быстро исправил помеченные строчки. — Кодировку меняю.

Текст на экране стал другим:

"in KOI8

<

<сБЮФЮЕЛШИ яЕПЦЕИ!

<ъ ОПНВTК РЕЙЯР, ЙНРНПШИ яНЙНКНБ ОПЕОПНБНДХК ЛМЕ.

<бЯT ЩРН НВЕМЭ РЮКЮМРКХБН, ЪПЙН, ЯБЕФН БН ЛМНЦХУ ДЕРЮКЪУ. мЕ ЛНЦКХ АШ бШ ОПХЯКЮРЭ РЕОЕПЭ РЕЙЯРЮ ОНАНКЭЬЕ, ХГ ПЮГМШУ ВЮЯРЕИ ПНЛЮМЮ Х ХГКНФХРЭ НАЫСЧ ЙЮМБС Х ЯСРЭ. пЮЯЯЙЮФХРЕ, ОНФЮКСИЯРЮ ВСРЭ ОНДПНДАМЕЕ Н ЯЕАЕ Х ЯБНTЛ КХРЕПЮРСПМНЛ АШРХХ.

<оШРЮКХЯЭ КХ НАПЮЫЮРЭЯЪ Б юПДХЯ ХКХ Б щПЛХРЮФ Й еТХЛНБС?

<рЕЙЯР ДНУНДХР УНПНЬН Б РЕЙЯРЕ ОХЯЭЛЮ. рЮЙ ВРН Word 7 МЕ МСФЕМ.

<я МЮХКСВЬХЛХ ОНФЕКЮМХЪЛХ

<лХУЮХК юПЛЮКХМЯЙХИ»[1]

— Нет, не ты, он, — Надька мотнула головой под столом и стукнулась. — Ой, блин. Он. Что он там делает?

Антон посмотрел.

— Пишет.

Надькина мокрая физиономия высунулась из-под стола.

— Нет, правда. Мы так не договаривались.

— А в чем дело? — спросил Антон.

— Я не телевизор.

— Какая тебе разница? — тоскливо спросил Тема с той стороны стола.

— Ты импотент? — весело спросила Надька. — Я знаю, есть молодые импотенты. Ты не стесняйся. Я одного импотента видела, ему четырнадцать лет было.

— Какая тебе разница? — беспомощно повторил Тема.

Надька подумала.

— Мне щекотно.

— Правда? — спросил Антон заинтересованно.

— Сам попробуй, — возмущенно ответила Надька. — Вот просто попробуй, из любопытства, — она пригласительно махнула рукой под стол. — А я посмотрю, будет тебе щекотно, или нет.

Как у всех проституток, защитная реакция была у нее преувеличенной.

— Я верю, верю, — торопливо сказал Антон и вопросительно посмотрел на Тему.

Тема нехотя расстегнул штаны и встал на своем надувном матрасе на колени позади Надьки. Матрас пружинил под ним и, чтобы не упасть, он ухватился за фундаментальные надькины ягодицы. Подумав, он неловко стянул с нее трусы.

Этот традиционный жест, то, как трусы скрутились в непременный жгут над ее коленями, в сотый раз внезапно открывшийся лапидарный пейзаж с одинокой расселиной посередине — вся эта череда банальностей вызвала в нем мгновенное отупение, куда более глубокое и, если можно так выразиться, интенсивное, чем тот творческий ступор, в котором он пребывал последние полчаса.

Он постоял некоторое время на коленях, ничего не делая, в позе раскаявшегося грешника, задумчиво глядя в пространство между гениталиями. Его некрупный… (Крупный! — затравленно закричал внутренний голос. — Крупный!! Когда надо — крупный!). Хорошо. Его огромный пенис виновато уставился в паркет вместе с хозяином. Не зная, что делать дальше, Тема протянул руку и как ребенок, решившийся в первый раз погладить незнакомое животное, неуверенно потрогал то, чем ему предлагалось овладеть.

Как от прикосновения филиппинского целителя нежная электричкина плоть неожиданно раскрылась и Тема застыл, не в силах глаз отвести от хирургически влажных, пригласительно поблескивающих внутренностей, как будто окаменевший под запоздалым взглядом только что выколотого глаза.

Медленная минута просочилась сквозь безмолвный будильник. Надька выпростала из-под стола свободную руку и нетерпеливо похлопала себя по бедру.

В конце концов рутина соития подобно химическому препарату, заранее приготовленному кристаллу, который лукавый преподаватель природоведения многозначительно опускает на уроке в колбу, заставляя таинственный раствор затвердеть на глазах заскучавших было учеников, вызвала в его отчаявшемся организме необходимую реакцию. Еще несколько мелких движений. Если сосредоточиться как следует, то ничего. Бум, бум, бум, бум. Он подумал: стоит начать — не оттащишь. Пошло-поехало. Хорошему кокаинисту достаточно среди бела дня на трамвайной остановке слегка прижать пальцем ноздрю — и все, у него уже мозги звенят.