Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того, как Аксель несколько раз гладит его по голове, пёс устраивается в маленькой деревянной конструкции рядом с входной дверью. Каким-то образом я умудрилась её совершенно не заметить. Это выглядит как крошечная А-образная собачья конура, внутри которой лежит клетчатая лежанка из флиса. Пёс плюхается на неё сверху и смотрит в нашу сторону, моргая своими большими карими глазами.
Аксель поворачивается обратно ко мне, как будто не реагируя на абсурдный уровень милоты.
— Продолжай.
— Первым делом, — я скрещиваю руки на груди. — Ты живёшь здесь, — говорю я обвинительным тоном.
Ему хватает совести покраснеть. Но он ничего не говорит.
— Это твой дом, а не гостевой домик. Почему ты сказал мне, что я могу остаться здесь на ночь?
Его румянец становится ещё гуще.
— Потому что в шалаше небезопасно, а тебе надо было где-то остановиться.
Я открываю рот. Закрываю обратно.
— Я не… понимаю. Я не понимаю, что происходит с шалашом, или почему Уилла сказала мне, что нормально будет приехать, и почему ты даёшь мне свой дом и…
Мой желудок издаёт неприлично громкое урчание, заткнув меня. Я кладу ладонь на живот.
— Извини за это.
Аксель смотрит то на кухню, то на входную дверь.
— Почему бы нам не… Позволь мне приготовить ужин. Потом поговорим.
Поговорим? С Акселем? Он… поговорит со мной?
— Ладно? — медленно отвечаю я.
Он кивает, затем проходит мимо меня на кухню, открывая ящики и шкафчики.
— Тебе нравится омлет с сыром? — спрашивает он.
— Обожаю.
— С овощами?
— Да.
— Есть что-то, чего ты не можешь есть? — спрашивает он, складывая на поднос столовые приборы, масло, соль и перец.
— Я не ем мясо. И глютен. Готовить для меня — одно удовольствие.
Я получаю хмыканье в знак подтверждения, затем:
— Это не займёт много времени.
Он исчезает за несколько широких шагов, и дверь захлопывается за ним.
Что ж. Ну ладненько.
Надев ветровку и ботинки, я выглядываю из широкого окна над его кроватью, и мне открывается идеальный вид на Акселя, склонившегося над костровищем. Его компаньон-грейхаунд нетвёрдо выбирается из конуры, затем ложится на живот, крутя головой туда-сюда, пока Аксель бродит и занимается приготовлением ужина.
Рядом стоит велик на подпорке, и к заднему багажнику прикреплено две сумки. Аксель достаёт из них еду, затем принимается за работу — разбивает яйца, открывает какой-то контейнер с заранее нарезанными овощами и добавляет их на сковородку, блестящую от масла.
Я наблюдаю, как грейхаунд подвигается ближе и смотрит на Акселя, а тот поворачивается и говорит с ним. И потому что мне любопытно, я чуточку приоткрываю окно.
— Тебе нельзя на неё лаять, — говорит Аксель псу. — И клянчить тоже.
Пёс встряхивается и скулит.
— Ты слышал, как урчал её желудок. Она первая получит еду. А тебе придётся подождать.
Снова скулёж.
— Нет, я не буду готовить тебе человеческую еду.
У меня вырывается лёгкий смешок. Я впервые вижу, чтобы он так комфортно разговаривал. Обычно он такой молчаливый и серьёзный. Наблюдая, как он ведёт эту одностороннюю беседу, мне кажется, будто я смотрю на другого человека.
Испытывая чувство вины за подслушивание, я закрываю окно, затем провожу обеими руками по волосам, пытаясь их распутать. Они превратились в наполовину высохшее нечёсаное месиво, и я в мятой домашней одежде, но что ж поделать. Он ясно дал понять, что невосприимчив к моим чарам. И что с того, если я выгляжу потрёпанной?
Когда я выхожу наружу и закрываю за собой дверь, Акс выпрямляется и смотрит в мою сторону. Его взгляд пробегается по моему телу, затем он поворачивается обратно к огню. Как и при каждой нашей встрече, это беглое, безразличное пренебрежение ранит.
Ну, хотя бы пёс меня замечает. Я улыбаюсь, когда он встаёт и медленно идёт ко мне. Пёсик, похоже, не очень хорошо может использовать свою заднюю правую лапу.
— Привет, милашка.
Виляя хвостом, он нюхает мою ладонь, затем от души лижет. Я приседаю на корточки и глажу его, проводя руками по короткой жёсткой шерсти. Затем поднимаю взгляд на Акселя, который хмуро смотрит на меня. Он отворачивается.
— Давно у тебя есть собака?
— Он не мой пёс.
Пёс отворачивается от меня и ковыляет к нему, будто доказывая его неправоту. Отсветы пламени пляшут в глазах Акселя, когда он наклоняется и награждает пса почёсыванием за ушами.
— Ну, он кажется милым питомцем, — говорю я ему.
— Он обуза, — Аксель треплет пса по боку, затем мягко отталкивает его от еды и приседает возле большой чугунной сковороды на костре, который горит так жарко и ярко. Сосредоточившись на задаче, он показывает на складной стул, который стоит, накрытый пушистым клетчатым одеялом. — Садись. Скоро будет готово.
Опустившись на стул, я накрываю одеялом колени, пока он молча занимается едой.
— Могу я помочь? — спрашиваю я.
Он качает головой, шевеля яйца на сковороде и добавляя сыр. Затем быстро встаёт и скрывается в доме. Он отсутствует секунд тридцать и возвращается с целой грудой предметов, включая миску, которую он ставит перед псом. От меня не укрывается то, как он снова чешет ему за ушами и нежно гладит по голове. От меня не укрывается то, как пёс смотрит на Акселя, а потом набрасывается на еду, будто это часть его ежедневной рутины.
«Не мой пёс, как же».
Потрескивание огня так успокаивает на фоне тихой темноты, сгущающейся вокруг. Я наблюдаю, как Аксель готовит, пока отсветы окрашивают его лицо резкими тенями — поджатые губы, сосредоточенно нахмуренное лицо.
— Я это ценю, — говорю я ему.
Он прочищает горло и складывает омлет пополам.
— Меньшее, что я могу сделать, учитывая дерьмовую ситуацию с шалашом.
— Я чувствую себя виноватой. Похоже, мой приезд сделал стрессовую ситуацию ещё хуже. Я просто не понимаю, почему Уилла сказала приехать сюда, если ты разбираешься с такими масштабными проблемами на территории.
Аксель снова прочищает горло и перекладывает омлет на тарелку. Он разрезает его пополам, затем раскладывает половинки на две разные тарелки. У меня выступают слюнки. Это простая пища, но пахнет так вкусно, и когда он передаёт тарелку мне, я невольно улыбаюсь.
— Спасибо, — говорю я ему. Затем пробую омлет и едва не испытываю пищевой оргазм. Неужели омлет с овощами и сыром может быть таким вкусным? — Просто невероятно.
— Ну и хорошо, — он поворачивается обратно к огню, и его поношенные джинсы натягиваются на крепкой заднице, когда он берёт вторую тарелку. Я чуть не роняю свою.
Надо взять себя в руки.
— Так вот, — пищу я,