на латинский был тот же гуманист Джованни Ауриспа. Речь Исидора была проникнута искренним сожалением о разделении Церкви и размышлением о путях достижения согласия. В своем выступлении Исидор коснулся многих проблем, возникших в отношениях между Церквами и приведших к расколу, который (по его мнению) вызван самыми ничтожными причинами. Исидор настаивает на том, что продолжительность раскола не может пагубно не сказаться на взаимоотношениях двух Церквей: «.. тех же, кто живет здраво и по божественным правилам отцов и апостолов совершает свой жизненный путь, не думаю я, чтобы время совершило отделение их от единого священного Тела Церкви, и чтобы это долгое время нанесло глубокую рану и послужило причиной отпадения ни малого, ни ничтожного»[260]. В этом пассаже, как кажется, виден некоторый компромисс, на который Исидор идет сознательно: он несколько принижает Византийскую Церковь, словно говоря, что есть некая полнота Церкви, от которой византийцы могли отделиться.

К.-Й. Гефеле оценивает речь Исидора как полную громких фраз, бессодержательных и почти не относящихся к делу[261]. Тем не менее, несмотря на суровый приговор почтенного ученого, из выступления Исидора можно вычленить два основных пункта его воззрений:

1) Разделение единой Церкви на Восточную и Западную произошло по внушению диавола, по совершенно несущественным и ничтожным причинам; инициатор конфликта, а, значит, и виновник схизмы — восточные христиане. Именно Восточная Церковь отделилась от единого тела Св. Церкви, которую, по выражению Исидора, Христос создал Своей Кровью. Поэтому не Запад, а Восток нуждается в унии и должен заботиться о соединении.

2) Перечисляя разные страны и города, находящиеся в церковном отношении в подчинении у Византийской Церкви, будущий Киевский митрополит словно говорит, что Запад, заключив унию с Византийской Церковью, достигнет единства в вере со всей полнотой православного мира.

Таким образом, игумен константинопольского монастыря св. Димитрия приписывает очень большое значение в политических делах единству веры, почему, собственно, и активно настаивает на необходимости заключения унии. Он внутренне уже вполне склонился к соединению Церквей, и для него не так важно, какой ценой будет куплено это единство: даже если это будут какие-то уступки в области вероучения, — а без этого не обойтись, — эта цена будет не такой высокой.

Выступление в Базеле — это первое свидетельство проуниатских взглядов Исидора. Почему, собственно, Исидор высказал столь радикальное представление по вопросу соединения Церквей? Был ли то политический заказ со стороны императора, повелевшего не приезжать из Базеля без договоренности относительно проведения униатского Собора, или его выступление представляет собой свидетельство в том числе и искренней заинтересованности в унии? Политический заказ совершенно отрицать нельзя — слишком в непростом положении находилась Империя, но скорее всего, речь Исидора — это речь человека, для которого уния является чем-то желанным и полезным с точки зрения единства всего христианского мира. Эта гипотеза может иметь косвенное подтверждение в биографии Исидора: мы знаем, что он родился и вырос на Пелопоннесе, который после драматических событий IV Крестового похода был под мощным влиянием латинян и, естественно, это не могло не актуализировать латинизм среди византийских интеллектуалов того времени.

Переговоры об унии в Базеле начались с того, что византийцы потребовали созыва Вселенского Собора. Необходимость его проведения не вызвала ни у кого возражений. Разногласия возникли в связи с выбором места для его проведения. После дискуссий было решено утвердить представленный греками список городов Европы, где предполагалось провести объединительный Собор, решение же самого вопроса было отложено[262]. У греков была инструкция императора, согласно которой делегация должна была настаивать на Константинополе как месте проведения объединительного Собора, но эта просьба была решительно отвергнута базельцами. После дебатов византийцы вынуждены были согласиться с тем, чтобы Собор состоялся на Западе, но потребовали, чтобы Западная Церковь взяла все расходы по его проведению и доставке восточной делегации на себя[263].

После устранения всех шероховатостей и недомолвок кафигумен Исидор отслужил Божественную литургию, а 7 сентября 1434 года был принят декрет Sicut pia mater[264] и устроен «соборный праздник»[265]. Позднее, когда византийское посольство вернется в столицу, этот документ очень сильно взволнует греков, т. к. в тексте его была допущена некоторая неосторожность. Дело в том, что в декрете отцы Базельского Собора «заявляли, что, покончив со смутою гуситов, они приступают к улаживанию давних счетов с греками <…> Таким образом, восточные христиане <…> ставились на одну доску с еретиками»[266], что, конечно, было оскорбительно. Однако ни игумен Исидор, ни его спутники не увидели в этом чего-то предосудительного.

Вскоре, 15 ноября того же года, к решениям Собора присоединился и папа Евгений IV. Но здесь внезапно вмешалось в дело событие, которое всех слегка вывело из равновесия. Дело в том, что император Иоанн не довольствовался переговорами с одними лишь базельцами, но без их ведома начал переговоры с папой. Пока в Базеле шли переговоры, в Константинополь от папы прибыл Христофор Гаратони[267], который, естественно, был тех же мыслей о Соборе, что и папа, и предлагал со стороны Евгения IV более выгодные условия, нежели могли предложить в Базеле.

В сложившейся ситуации император отправляет на Собор теперь уже второе посольство, состоящее из двух человек: Георгия и Мануила Дисипатов. Второму посольству были даны новые инструкции, по которым первой делегации следовало приостановить переговоры. Как раз эти инструкции и ввели всех в шоковое состояние. Послы сообщали, что император поддерживает предложение папы и настаивает на созыве Собора в Константинополе. Исидору, как духовному главе первой делегации, и его спутникам приказано изменить в этом смысле заключенные ими условия[268]. Однако ситуацию на этот раз спас не кто иной, как тот же папа Евгений IV. Он, желая оставаться верным обещаниям, которые дал, принимая 15 ноября Базельский декрет, и не желая единолично решать этот вопрос, предоставил его решение суду базельцев. Естественно, в этих условиях «грекам пришлось отказаться от Собора в Константинополе и согласиться на его созыв где-нибудь на Западе»[269]. Теперь оставалось лишь добиться утверждения выработанных условий у императора Иоанна VIII. После этого, 24 июня 1435 г.[270] делегаты разъехались, причем не вместе, а поодиночке. Исидор уехал, если доверять сообщению Иоанна Рагузанского, раньше всех, в Венецию, в сопровождении трех делегатов от Базельского Собора[271], миссия которых, видимо, состояла в довершении переговоров. Тот же автор считал Исидора противником Базельского Собора[272]. Из Венеции они отправились в Константинополь. До конца неизвестно, почему византийское посольство было вынуждено разделиться. Иоанн Рагузанский сообщает, что Исидор уехал, отделившись из-за чрезмерных амбиций со своей стороны. По какому