у царя Бориса Годунова, будучи поражены его богатством: Годунов часто использовал мех в официальных церемониях, демонстрируя благополучие своего царства[204]. «Хранилище меховой царской одежды равным образом представляет ценность невероятную», – сообщает нам участник этой кремлевской экскурсии[205]. По уже оформившейся традиции, гости московского властителя получили в подарок золотные шубы, подбитые удивительной красоты черным соболем[206].

Несмотря на ценные сведения персидских путешественников, основным источником «мягкого золота» еще долгое время оставалась Западная Сибирь. «Если Европа „изобрела“ Америку, то России пришлось „изобретать“ Сибирь», – заметил известный представитель Школы «Анналов» Ф. Бродель, рассуждая о развитии материальной культуры Нового времени[207]. Результат освоения бескрайних сибирских пространств трудно переоценить: Россия получила доступ к спасительным для ее экономики новым ресурсам «мягкого золота».

* * *

Покорение Сибири стало одним из главных звеньев в цепи событий меховой истории XVI столетия. Для России это было особое время, когда, вместе с окончательным оформлением самодержавия, народные представления о высшем правителе как обладателе особой Доли начинают приобретать конкретные черты, воплотившиеся в фигуре московского самодержца. Вместе с этим свое особое значение получает самая известная русская одежда из меха – шуба; в виде царского дара она несет в себе символические функции передачи благодати, благополучия и достатка, служит знаком процветания рода.

Глава 4

Благодатный мех российского царства («Бунташный» XVII век)

«Чтобы была просторна»: войсковая шуба. Социальные раздачи

Вскоре после оформления самостоятельной социокультурной модели Московского царства оно подверглось серьезному испытанию. Последствия Ливонской войны и опричнины запустили механизм Смуты (1604–1613) – социально-политической и экономической катастрофы, которая толкала страну на путь распада[208]. Продолжительная гражданская война обернулась конфликтами с Речью Посполитой и Швецией. В 1612 году Второе народное ополчение Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского освободило Москву от интервентов. В следующем году на престол взошел новый царь – Михаил Федорович Романов, не обладавший ни харизмой, ни энергией. Он был скорее фасадом для новой правящей группы, занимавшей важные посты в управлении и владевшей ресурсами.

Экономическое и хозяйственное состояние Московского царства в ту пору, вопреки официальной пропаганде, не было отмечено сколько-нибудь существенными улучшениями. Застой был связан, отчасти, с ожиданиями нового политического кризиса (реформы могли вызвать недовольство части населения); с другой стороны, правящая элита, оказавшаяся у власти, не была заинтересована в серьезных переменах. Царское окружение увеличивало свое благосостояние: росли земельные владения, скупались села и деревни, формировались частновладельческие слободы, освобожденные от налогов. Вопрос об оценке происходящего остается одним из дискутируемых[209].

Наиболее интересно другое. Начало XVII века ознаменовалось резким ухудшением климата: наступила третья фаза так называемого малого ледникового периода[210], когда пониженная активность теплого течения Гольфстрим совпала с резким понижением уровня солнечной активности (минимум Маундера). Похолодание нарастало к середине столетия; 1665 год стал одним из самых холодных в истории Европы[211].

Шуба из овчины, доступная, теплая и надежная, в это время получила самое широкое распространение. Она стала привычной деталью русского повседневного быта, о чем ярче прочего свидетельствуют судебные материалы. Нам известно дело о споре солдатской жены со свекровью о присвоении женской шубы, отданной на временное хранение[212], и дело стольника Якова Полтева, подавшего в суд на незадачливого портного, испортившего ценную «киндяшную» шубу его жены (1695)[213]. В Коломне местный житель подал в суд на своего знакомого, одолжившего его шубу, но задержавшего уплату за это (1689)[214].

Русская меховая одежда этого времени отличалась большим разнообразием, играя важную роль не только в повседневной жизни, но и на войне. Для нужд армии шили шубы особенного покроя, отличные от «русских» или «турских» шуб прошлого столетия; они больше напоминали простой и просторный меховой кафтан длиной почти до пят. Очевидно, что в условиях «зимних» войн начала XVII столетия теплая войсковая одежда приобрела стратегически важную роль.

Еще в конце лета 1611 года лидеры Первого ополчения (Д. Т. Трубецкой, П. П. Ляпунов, И. М. Заруцкий), безуспешно осаждавшие Москву, требовали от подвластных им земель в скором времени собрать «ратным людям» теплую одежду – шубы. Требования к ним были определены простой и понятной формулой: «чтобы были просторны, а не ветчаны». Шубы для войска собирались как дополнительный налог – с трех дворов по штуке[215].

Одновременно была послана грамота во Владимир с аналогичным требованием. Часть шуб нужно было выслать максимально быстро, «с поспешеньем», а затем уже привезти «тот час, не мешкав» и оставшуюся одежду[216]. Вероятно, осаждавшие Москву воины надеялись получить шубы до наступления холодов, уверенные, что военные действия затянутся. Тогда же Трубецкой и Заруцкий отправили послание о срочном сборе шуб в Муром, указывая, что им необходимы просторные бараньи шубы, непременно с «шубным ожерельем»[217].

На протяжении всего XVII столетия шубы активно использовались для войсковых нужд. Их распределение служилым людям под видом «зимового жалованья»[218] отмечалось специальными «Раздаточными книгами шубных кафтанов», которые составлялись наряду с книгами, посвященными выдаче оружия, продовольствия и припасов. Известно несколько таких крупных раздач: в 1630 году рядовые солдатского полка под командованием полковника А. Лесли получили шубные кафтаны; командному составу были выданы шубы[219]. В 1646 году шубные кафтаны были заготовлены для драгунского полка князя Н. И. Одоевского[220], а в 1665 году – для русских рейтар[221]. В 1671 году получила шубные кафтаны московская армия, стоявшая возле Путивля и ожидавшая нападения турок[222].

Шубы и шубные кафтаны закупали по предварительному заказу у посадских людей. До нас дошли книги «кафтанной шубной покупки галичан, посадских выборных людей» и «белозерцев, выборных людей»[223]. Есть сведения о том, что солдатские шубные кафтаны изготавливали в Туле и Ростове (1654)[224]. Известно, что и население Тамбова должно было изготавливать и поставлять войсковые шубные кафтаны за отдельную плату (1680)[225].

Очевидна важность этого нововведения. В 1650 году казак города Болхова жаловался на отсутствие у него кафтана и невозможность в связи с этим нести полноценную службу[226]. В 1651 году, ссылаясь на свою бедность, просил выдать ему баранью шубу стрелец крепости Царев-Алексеев (Новый Оскол)[227].

В Разрядном приказе строго следили за расходом войсковых шуб и требовали от воевод отчетов о том, все ли шубы были использованы по назначению[228]. Испорченные во время боевых действий шубы никогда не выбрасывали, но бесплатно раздавали бедным служилым людям – после строгого учета[229]. Практиковались бесплатные социальные раздачи шуб: для выходцев из плена (так в 1665 году несчастные русские выходцы из крымского плена получили по указу царя теплые шубы «для зимнего времени»)[230], для иноземцев, направлявшихся на службу в Москву[231]. В «бунташный» век идея о передаче благодати вместе с меховой одеждой была как никогда актуальна.

Меховая лихорадка. Снова на Восток! Сказочная Мангазея

Вполне понятно, почему сразу после Смуты разоренная Россия начала увеличивать добычу меха: каждый смутный период порождает переоценку прежних ценностей и норм; старое дискредитируется и уходит, на его месте рождается новое[232].

Поскольку государственный контроль над промыслом в это время был небольшим, то скоро началась настоящая «меховая лихорадка». Отряды промысловиков регулярно отправлялись за Урал для добычи пушнины, прокладывая новые пути по суше и воде, отстраивая поселки и остроги. Истребив зверя в одном месте, люди двигались дальше, легко бросая свои временные жилища.

В этой связи весьма показательна история Мангазеи – первого острога (а фактически первого русского города) сибирского Заполярья (1601). Довольно скоро Мангазея стала крупным центром по добыче пушнины, которая водилась здесь в изобилии. Сюда, в эти сказочно богатые края, устремились и ловцы дикого зверя, и покупатели ценного меха. Новоприезжие в основной своей массе были выходцами из крупных центров пушной торговли[233]. После окончания Русско-польской войны