падением, медленно заструился вниз и, осыпаясь, неприятно шуршал.

Удостоверившись, что кобра осталась на прежнем месте, я облегченно вздохнул. Ко мне вернулось самообладание. Маловероятно, чтобы змея отважилась преследовать человека. Правда, она могла выпасть из трещины и соскользнуть вниз, но я пристально следил за каждым движением пресмыкающегося и сумел бы переместиться от опасной соседки подальше.

Почему же никто не приходит на выручку? Куда девался мальчик? А что, если и он провалился в такой же колодец? Но размышлять долго не пришлось. Судьба уготовила мне новое испытание.

Струйки сухого песка нескончаемыми ручейками текли сверху, засыпая мои ботинки; ручейки сливались в поток песчинок. С возрастающим волнением следил я за сухим водопадом.

— Черт! Да ведь это севун!

Я вмиг вспотел. Движущиеся, льющиеся массы песка не остановить. Они будут стремиться вниз, пока не заполнят колодец доверху. Известны случаи гибели людей в таких сыпучих песках (зыбунах).

Рывками я освободил ноги из песка. Песок покрывал дно колодца неровным слоем; поминутно вытаскивая то одну, то другую ногу из песка, я заметил, что постепенно ветви надо мной нависают все ниже и ниже: по мере того как песок заполнял колодец, я поднимался выше. Открытие меня не успокоило: кобра по-прежнему толстой плетью чернела в трещине.

Еще полчаса, и мне предстоит свидание, если только не засосет песок.

Я не обманулся в предположениях: песок стал жиже, мельче и тянул вниз, засасывая, как густой ил. С огромным напряжением, изломав ногти, я вскарабкался на стенку, вырвал ноги из сыпучего месива. От рывка лопнули шнурки левого ботинка, ботинок остался на дне колодца. Вдобавок я обронил нож, он тотчас же скрылся под слоем песка.

До расселины оставалось менее метра. Следовало долбить лунки на противоположной стенке колодца, но ножа не было, а руками ничего нельзя было сделать. Лихорадочно соображая, я смотрел вверх, где, хладнокровно покачиваясь, поджидала меня кобра. Вблизи она казалась огромной.

Севун загонял меня все выше и выше. Развязка приближалась. Куда ни кинь — все клин. Внизу меня удушил бы неумолимый песок, наверху поджидала кобра. «Вот где настигла смерть!» — мелькнуло в голове. Пройти всю войну от начала до конца — и умереть так нелепо тут, на дне заброшенного колодца? Впрочем, все смерти нелепы!

Неожиданно я страшно разозлился, сознание неизбежной гибели буквально взбесило меня.

Злость изгнала страх, появилось сумасшедшее желание хватить кобру кулаком: будь что будет, помирать, так с треском! И вдруг…

— Здесь он, здесь! — отчаянно заорали наверху. — Сюда, ребята!

Топот бегущих ног, крики, радостные возгласы.

— Здесь! — гаркнул я. — Здесь, в колодце!

Наверху потемнело, и к ногам упала бухта тонкого каната.

— Юрка, жив? Хватай веревку!

— Жив. Бросьте скорей ружье, тут змея!

Короткий спор, поток непонятных восточных слов. По интонации догадываюсь, что кого-то ругают. Голос Шали:

— Какой змей? Кипчи-баш?

— Нет, не эфа.

— Кок-лорх?

— Не гюрза. Кобра! Скорей ружье!

Спускается на веревке моя ижевка. Оба ствола заряжены бекасинником. Порядок! Змея, напуганная шумом, забивается в расселину, но ее широкое тело хорошо заметно. Вскидываю ружье, стреляю в упор, отгоняя мысль о возможности рикошета.

Оглушительный грохот, дым, фонтан земли, к ногам падает изрешеченный, судорожно подергивающийся хвост пресмыкающегося. Море песка, хлынувшее в колодец, тотчас засыпает его. Хватаюсь рукой за веревку. Рывок — и я на твердой земле среди друзей.

— Ну вот… — бормочу я, криво улыбаясь. — Ну, все… — и бессильно опускаюсь на камень. — Устал…

Заходящее солнце золотит кроны деревьев. Слитком червонного золота горит Васькина шевелюра, теплый ветерок шевелит непокорные волосы, приятно обвевает.

— Порядок, — широко улыбается Васька, — жить будем, парень!

На рассвете, поеживаясь, выбрался из палатки. Ночь выдалась прохладная, с реки наползала полоса тумана, оставляя рваные клочья на острых пиках камышей. В светлом небе гасли последние звезды, алела заря, и в ее вишневом багрянце, словно опасаясь разлива, торопливо уплывала бледная ладья народившегося месяца.

Над рекой висела тишина, нарушаемая треньканьем запоздалых цикад, мерным кастаньетным цокотом копыт да звонкими всплесками воды: в омуте настойчиво била хвостом огромная рыбина. Пора собираться в дорогу. Домой!

ГЛАВА 4

На полустанке

На этот раз я приехал за змеями один. Друзья по разным причинам не смогли выбраться из Москвы. Я поселился на железнодорожном разъезде у неразговорчивого, хмурого путевого обходчика и целыми днями пропадал в песках.

Мне захотелось понаблюдать за варанами. Эти сильные, ловкие и подвижные «крокодилы пустыни» давно привлекали меня своей первобытной внешностью. В неволе мне приходилось не раз видеть варанов, но это меня не удовлетворяло. Местные жители рассказывали о варанах много необычного и даже невероятного. Утверждали, что вараны «доят» коз и очень любят козье молоко, что порой они затевают на бурых, выжженных солнцем холмах настоящие побоища между собой, и многое-многое другое. Теперь появилась возможность кое-что проверить.

Медленно прокрадывается варан, неслышно скользит в прибрежных камышах, подбираясь к добыче. Вараны любят лакомиться птичьими яйцами и опустошают гнезда, расположенные на земле или в низком кустарнике. Варан — смелый и дерзкий грабитель. Он вооружен острыми зубами, длинным плетевидным хвостом, которым и хлещет, как плетью. Хвостом варан может нанести очень сильный и болезненный удар.

Близкое знакомство с этими сильными, подвижными, отчаянными существами, как правило, не сулит ничего хорошего. Варан, застигнутый у норы, не удирает, а идет напролом, разевая пасть, полную зубов, зачастую зараженных трупным ядом. У него бульдожья мертвая хватка.

В поисках змей я уходил далеко от дома, возвращался к вечеру совершенно разбитый и пустой. Змеи почти не встречались, зато я нередко видел ползающих по барханам варанов. Вечерами, когда на пески ложились косые тени, вараны как угорелые носились по песчаным холмам, преследуя друг друга, ловили насекомых. Иногда они застывали как изваяния, напоминая своим видом древних, сказочных драконов. Чаще всего я наблюдал их в районе блестевшего на солнце солончака. Изловить варана в одиночку — дело нелегкое, еще труднее преследовать его по пескам. Испуганный варан удирает с большой скоростью, а человеку бегать по барханам и сыпучим пескам не так-то просто.

Но я все же решил попробовать поймать варана[5]. Вначале мои попытки оказались тщетными. Вараны бегали куда лучше и легко скрывались за ближайшим холмом. Как-то я увидел варана на открытом месте и стал осторожно приближаться к нему. Когда я был совсем близко, он оглянулся и мгновенно растаял в облачке пыли. Пришлось менять тактику.

Вечерами, когда вараны обычно выходили на промысел, я подбирался, крадучись, к солончаку и всякий раз спугивал двух варанов. Один — великолепный экземпляр, настоящий маленький крокодил — отступал с