Хотя Брюгге помог мне снова обрести вкус к жизни, я по-прежнему упорно отмахивалась от мыслей о будущем. Как Скарлетт О’Хара: «Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра». Как только кто-то пытался вовлечь меня в свои планы на праздники, на лето, даже на следующие выходные, мне становилось не по себе.

Я отказывалась от приглашений в гости к соседям, пронзала всех молодых людей, предпринимавших попытки со мной познакомиться, испепеляющим взглядом, распугала всех, кого только можно, и в конце концов отвоевала вожделенный кусок личного пространства. Меня окружал вакуум, и это было именно то, что нужно. То, что доктор прописал. Так как же этому дурацкому Пэрри удалось нарушить мой покой?

Мне вполне известно, что время утекает сквозь пальцы. Сколько бы мне его ни было отпущено изначально, с каждым днем становится все меньше. Но я просто не могу, не хочу… просто невыносимо строить какие-то планы. Страшно высунуться из своей защитной раковины. А что, если со мной опять случится что-нибудь подобное? Куда я сбегу тогда? Лучше я еще немного подожду… Лучше я подумаю об этом немного позже.

Меня не очень пугает перспектива старения – стоит только взглянуть на Карину. Я знаю ее уже пятнадцать лет, и она всегда была восхитительной. Пожалуй, когда придет время, нужно будет спросить у нее совета о том, как достойно принять свой возраст. «Пожалуй, – сказал ехидный внутренний голос, – тебе не мешало бы спросить у нее совета уже сейчас».

День неумолимо близился к закату, Мороцкие уже давно наслаждались фондю и чем там еще питаются в Швейцарии, а Пэрри не объявился. Я подумала о том, что даже не имею понятия о том, как он выглядит. Конечно, он, наверное, представится, но мне хотелось узнать его самой. А может, лучше бы он вообще не приходил.

Я вышла на улицу, осмотрела ее на предмет наличия жаждущих погрызть гранит знаний, но таковых не обнаружила. С улицы освещенный магазин выглядел очень умиротворяюще, он словно излучал тепло. Я закрыла наружные ставни, щелкнула задвижкой. Зашла внутрь, повернула ключ, выключила свет и, поднявшись на второй этаж по лестнице, еще раз на прощание окинула взглядом темные ряды стеллажей. Да, лучше бы он вообще не приходил.

Сегодня пятница, я сижу у Оливии с «Алисой» и чашкой капучино. Здесь мне всегда так хорошо и уютно, что все тревоги и переживания отходят на задний план. Ну, кроме одной. Сегодня последний рабочий день. Впереди две недели удручающих праздников. Счастливого Рождества!

По кафе циркулируют посетители, одни заходят только за хлебом, другие остаются на чашечку кофе. Приветливый, полный энтузиазма голосок Оливии немного примиряет меня с таким фоновым шумом.

– О, завтрак за книжкой, одобряю! Зачем читать газеты, это ведь так уныло, да? Что читаем?

Оторвавшись от «Алисы», я подняла недовольный взгляд на незваного собеседника. Молодой, возраст от двадцати пяти до тридцати, явно не местный – потому что местные ко мне уже не цепляются, – но периодически бывает в Брюгге, так как я его определенно уже когда-то видела. Неизвестно, что внушило этому детине такую глубокую уверенность в себе с такой-то заурядной внешностью: относительно высок, но довольно худощав, Аполлоном его точно не назовешь, обладатель курчавой шевелюры ржавого оттенка, с непримечательной короткой стрижкой, с жиденькой, по-новомодному выстриженной бороденкой, в хипстерских очечках и обязательном свитере с оленями. Боже мой, сплошные олени, когда же это закончится!

– Да ладно, почему вы такая сердитая, Рождество ведь! Как вас зовут, злючка? – не унимался парень. Наверное, он казался себе обаятельным. В чашке, которую он легкомысленно держал тремя пальцами только за ручку, опасно колыхался горячий черный кофе, а в глазах его горел необъяснимый энтузиазм.

Я лишь брезгливо дернула верхней губой и вернулась к чтению – обычно этого более чем достаточно. Но данный индивид оказался не слишком догадливым: он, видимо, решил, что он тут самый хитрый, подошел к моему стулу вплотную и постарался заглянуть мне в книгу через плечо. Ненавижу, когда подкрадываются! Почувствовав его приближение спиной, я дернулась, он от неожиданности тоже вздрогнул, и кофе хлюпнул через край, заляпав страницы моей книги и обдав горячими брызгами меня саму.

– Да что с вами такое?! – взвыла я, вскакивая со стула и пальцами за края поднимая книгу, пытаясь стряхнуть с нее капли на пол.

– Ой, простите, пожалуйста! – пролепетал детина, отставив свою чашку на соседний столик и пытаясь пучком салфеток промокнуть мою книгу. – Просто вы так внезапно дернулись!

– А зачем вы подкрадывались? – огрызнулась я. – Кто так вообще делает, вам сколько лет?

– Мне двадцать четыре, – чистосердечно признался малый, хотя мой вопрос явно был риторическим, – а вы так и не сказали, как вас зовут.

Я возмущенно вытаращила на него глаза – мало того что книгу испортил, еще и продолжает приставать, тоже мне, маньяк-недоучка.

– Секундочку, сейчас все исправим, – поспешила на помощь Оливия. – Ну вот, Китти, ты не обожглась? – участливо спросила она, вытирая губкой кофейное пятно на рукаве моего свитера.

Я выпучила на нее глаза: вот предательница! Она ведь нарочно назвала меня по имени! Еще и так заговорщицки мне подмигнула, мерзавка! Конечно, Оливия и раньше пыталась меня с кем-нибудь познакомить, но такого свинства я уж никак не могла ожидать! Осталось только надеяться, что он не услы…

– Ах, Китти! – Этот поганец все-таки услышал мое имя. – Китти – как «котенок»? – улыбнулся он. – Вам очень подходит!

Я закатила глаза: только еще такой вот тривиальной галантности мне здесь не хватало для полного счастья!

– А меня зовут Каспер, – не унимался тип.

– Каспер – как «дружелюбное привидение»? – ядовито поинтересовалась я.

– О-о-о, так вы знаете! Да, именно в честь его меня и назвали! – обрадовался Каспер, а я опять закатила глаза: у него еще и родители сумасшедшие; впрочем, это все объясняет.

– Как мило… – проворчала я, оценивая нанесенный книге ущерб. Мда, теперь половина страниц скукожится…

– Простите за книгу, – покаялся детина. – Я вам новую куплю! Что это? – И он ловко отобрал ее у меня. – «Алиса»? – воскликнул он. – Да сколько вам лет?

– Мне двадцать семь, – злобно осадила я его, отбирая книгу, – и не вам решать, что мне следует читать!

– Ох, простите мою бестактность, – сказал Каспер так, будто оплошность с «Алисой» – это единственное, за что ему следовало просить прощения. – Конечно, вы вольны читать, что вам угодно. Значит, я куплю вам новую «Алису».

Эти слова меня немного успокоили, но он залпом допил все еще обжигающий кофе, направился к выходу и, стоя вполоборота к двери и натягивая пальто, добавил:

– И еще, пожалуй, какую-нибудь настоящую книгу вдобавок, в качестве извинения. Ее можно оставить здесь?

Мне ужасно захотелось пнуть его в коленку, так что ему повезло вовремя сбежать на противоположный конец кафе. «Настоящую книгу» – вот ведь нахал! Да кем он себя возомнил? Я только собралась высокомерно фыркнуть и непреклонно скрестить руки на груди, как Оливия пискнула из-за прилавка: