– Кицци, – сказала мне Карина во время телефонного разговора пару дней назад, – мы завтра улетаем в Швейцарию, но Пэрри говорил, что будет в наших краях и хочет заскочить. К сожалению, мы его не застанем. Карл обещал ему какие-то там книги, так что ты уж выдай, будь любезна. Я на всякий случай дала ему твой номер, вдруг он не успеет до выходных…

– Ничего подобного! – заорал Карл в трубку. – Не слушай ее, Китти! Если не успеет до выходных, ничего ему не давай, пусть приезжает, когда следует!

– И то правда, – флегматично согласилась Карина, – ничего ему не давай, задержи до нашего возвращения. Ну все, дорогая, счастливого Рождества! – И положила трубку.

Утром в четверг, открывая магазин, я вспомнила о звонке Карины. Поразмыслив о том, как мне задержать здоровенного (скорее всего) мужика против его воли в Брюгге, я отмахнулась от этой идеи. Зачем мне это нужно? Просто сломаю ему ногу. Да нет, конечно, ничего подобного, всего лишь с лестницы столкну. Так, это уже похоже на сюжет детектива. И вообще, какое мне дело до этого Пэрри? У меня есть график работы магазина, составленный и утвержденный самим Карлом Мороцким, так что кто не успел, тот свободен до самого Нового года, пусть хоть под дверью ночует.

Я вдруг почувствовала, что порядком волнуюсь из-за перспективы познакомиться наконец с пресловутым Пэрри – умником, красавцем и любимчиком моих покровителей. То ли меня снедала ревность, потому что я не хотела делить с ним внимание друзей, то ли я хотела ему понравиться. А я не желала хотеть кому-то понравиться, вот еще! Пусть он старается мне понравиться! И зачем мне вообще думать о нем?!

Пытаясь немного успокоиться, я принялась за внеочередную уборку библиотеки. Протерла все полки. Подумала. Переместила на витрину несколько книг со сказками на рождественскую тематику. Подумала еще и добавила к ним несколько экземпляров классического дамского чтива. Оглянулась вокруг. Причесалась. Не помогло. Выглянула на улицу в поисках потенциальных покупателей. Люди тащили домой из магазинов огромные пакеты со снедью, свертки свитеров с оленями и коробки с айпэдами. Им чихать на книги, кого я обманываю?

Я утешала себя тем, что мне слишком много рассказывали о Пэрри, чтобы оставаться к нему равнодушной. Ну, возможно еще мне нравилось воображать, будто Карина и Карл тайно замышляют нас свести. Исключительно потому, что это было бы лестно. Сама-то я для себя решила, что семью нужно заводить уже лет под сорок, с серьезным благоразумным человеком, который уж наверняка знает, что хочет создать семью, причем именно со мной. Кто-то скажет, что мне давно пора бы отойти от своих сердечных ран. Я и сама порой себе это говорю. Но не получается.

Мне невероятно посчастливилось хотя бы просто очнуться от своего потрясения. Если бы не целительная атмосфера Брюгге, я вообще не знаю, что бы со мной стало. События шестилетней давности не дают мне покоя по сей день: я вспоминаю наши отношения, стараюсь задним числом увидеть полную картину, но мне до сих пор не удалось понять, почему он так поступил. Что это значило? Так горько, так стыдно за всю эту историю – вот дура-то, наслушалась красивых сказочек Стивена, уши развесила, а нужно было не на слова обращать внимание, а на дела.

А делами Стивен не особенно-то и блистал. Я вспоминала, как Грег просил, умолял меня обратить внимание именно на это. Он был прав, во всем прав, от начала и до конца: можно часами разглагольствовать о своих амбициях и грандиозных целях, но что толку, если ничего в этом направлении не предпринимать? Помню, как я сопровождала возлюбленного на все эти мотивационные тренинги, дабы он вдохновился и поверил в себя. Сначала мне это казалось правильным, а потом начали терзать сомнения: все его «цели» были высосаны из пальца; он возвращался с очередного семинара с сумбурным и неадекватным списком планов на год и ничего, абсолютно ничего по этому поводу потом не предпринимал. Вот Оливии совершенно не нужно ходить на тренинги: она и так вдохновлена тем, чем занимается. Лишь изредка она уделяет внимание каким-то чисто практическим вопросам: повышает квалификацию, изучает новые технологии и новое оборудование. На пустую болтовню у нее нет времени – у нее и на сон-то времени нет. Грег же видел Стивена насквозь, а я была слепа и глупа. Перед ним было особенно стыдно: он говорил, что я «классная девчонка», а оказалось, что я, как последняя дуреха, купилась на яркую обертку, очаровалась пустышкой. От этого я ощущала жутчайшее разочарование в себе. Еще было отчаянно стыдно перед другими ребятами, которые казались мне скучными, глупыми, с «несоответствующим уровнем мышления», к которым я отнеслась с таким презрением. На самом деле они были умными, честными трудягами, однако я была ослеплена звездой по имени Стивен…

Наши отношения со Стивеном начались с того, что я выразила ему свое восхищение. Это-то восхищение его и привлекло, я поняла это только несколько лет спустя. Он просто нуждался в девушке, которая будет слушать его, разинув рот, и верить каждому слову. Сначала я именно такой и была. Потом, когда первые восторги поутихли, я начала замечать на своем солнце пятна. Тем не менее я действительно его любила и надеялась, что моя любовь и поддержка помогут ему измениться. Ха-ха-ха! Разве вы не слышите мой грустный смех? Разве не слышите в нем горечь многих поколений женщин, жертвующих собой во имя подобных мужчин в надежде, что «они изменятся»? «Он изменится!» – самый мерзкий, самый жестокий, самый бессовестный обман.

Я видела дичайшее несоответствие между тем, что Стивен говорил, и тем, что он делал. Не очень ясно, лишь десятую, двадцатую часть, но видела. Однако, когда я попыталась осторожно обсудить с ним этот вопрос, он ужасно рассердился, заявил, что я унижаю его эго; мол, не ожидал он услышать от любимой девушки такие уничижительные слова; ему, мол, и так сложно на выбранном поприще, а тут еще я палки в колеса вставляю. А я, дура, согласилась с этим, приняла вину на себя и потом долго извинялась.

Стивен вообще мастерски умел обвинить меня в чем-нибудь эдаком, чаще всего в том, что я недостаточно его поддерживаю и уважаю. Сказала, что он грубо о ком-то отзывается, – значит, поучала его, словно он мальчишка какой-то; заметила, что его цели не реалистичны, – «Ах, ты совсем меня демотивируешь!»; посетовала, как меня огорчает его хвастовство, – а он с грустью ответил: «Знаешь, милая, большинство великих мужчин достигли успеха потому, что рядом с ними были женщины, которые верили в них больше, чем они сами!» И я оправдывалась, извинялась, соглашалась. Чувствовала себя последней сволочью – какая же я мерзавка, мой жених не ощущает, что я в него верю! Как я могла такое допустить?

Кто бы знал, как меня тошнит от одной мысли о нем! Как мне противно вспоминать свои восторги… Какой униженной я себя чувствую из-за того, что слушала его, что верила ему, что позволяла ему так собой манипулировать… Иногда просто охота вырвать этот эпизод из своей жизни, словно испорченную страницу, сжечь и развеять пепел по ветру. А вот и нет! Он всегда со мной, и раны от него по-прежнему ноют.

Я вдруг осознала, что, забывшись в воспоминаниях, немигающим взглядом уставилась на свое отражение в окне и тереблю косу. Коса, и раньше не особенно аккуратная, теперь выглядела совершенно безобразно. Я вздохнула, расплела ее и стала яростно разрывать гребнем образовавшиеся колтуны. Переплела волосы. Побарабанила пальцами по рабочему столу красного дерева – Карл отдал мне свой, когда купил себе новый, а точнее, старый, антикварный. Снова посмотрела в окно. Да что ж такое-то!