– Что с вами? – спросил он.

– Ничего, просто я не знала, что вы такой замечательный фотограф, это меня поразило.

– Был замечательным фотографом, – поправил ее Гаэль. – Теперь я неизвестный художник. Художник-бунтарь.

Хоуп оглядела кухню. Повсюду – сверкающие приборы, каждый из которых стоит целое состояние. Хоуп не смогла подавить улыбку. Нет, эта кухня не похожа на жилище бунтаря. А вот в студии бунтарский дух ощущался.

– Должно быть, работа фотографа очень интересна. Вы могли встречаться с разными людьми, делать фотосессии для модных журналов и…

– И что?

– Так, ничего. Пожалуйста, расскажите мне историю создания вашего блога, – попросила она.

Этого потребовала Бренда. Послания начальницы Хоуп были практически лишены смысла и сводились к одному: «Это задание очень важно, выжми из Гаэля все, что возможно».

Гаэль стоял рядом с Хоуп, привалившись к стойке. Он был одет в синие джинсы и рубашку с короткими рукавами свободного покроя. Он стоял так близко от Хоуп, что она могла рассмотреть каждый волосок на его оливковой коже.

– Я начал вести этот блог, когда учился в старших классах, – заговорил Гаэль. – Здесь я выставлял фото, которые демонстрировали тайную жизнь людей. Я приходил в школу и незаметно фотографировал представителей так называемой золотой молодежи, выставляя на суд мира все их слабости и пороки. Обычно я не сопровождал свои фото какими-либо комментариями. Да они и не требовались. В самом деле, если вы видите парочку, разместившуюся на столе в фривольной позе, то вам незачем пояснять, что эти двое собираются заняться любовью.

На лице Гаэля показалась озорная улыбка. Хоуп в задумчивости перебирала фото. Такие разные и в то же время такие похожие. Люди на этих фотографиях предавались различного рода грехам и уверенно, без малейшего смущения смотрели в камеру. Может, они не знали, что их снимают?

– Интересно, а как эти молодые люди позволяли вам снимать их… недостойное поведение? – удивилась Хоуп.

«Недостойное поведение»! Подумать только! Ну почему она так выражается? Ведь сейчас двадцать первый век.

– Они этого даже не замечали, – усмехнулся Гаэль. – В школе я был для всех пустым местом. Им и в голову не могло прийти, что зловредным «папарацци» может оказаться никчемный и жалкий Гаэль О’Коннор.

Теперь Гаэль и сам не понимал, как такое было возможно. В шестнадцать – семнадцать лет он был почти таким же высоким и сильным, как сейчас. Почему же в те годы Гаэль для всех был тенью?

– Благодаря этому блогу я вскоре стал известным фотографом. И на то были свои причины. Модные журналы, газеты, телевидение, благодаря мне и моим фотографиям, начали проявлять интерес к нашей школе и к нашему богатому кварталу. Я стал скандальным фотографом. А когда я заметил, что люди делают все, чтобы стать героями моих фотосессий, решил закрыть блог. Мне все это наскучило. Я перестал быть папарацци и превратился в модного фотографа. Снимал разные светские мероприятия, фотографировал знаменитостей. Я разбогател, но, похоже, утратил частичку своей души.

– Просто вы наслаждались страхом, когда фотографировали этих людей. И боязнь быть пойманным являлась для вас достоинством, а не недостатком, – заметила Хоуп.

Впрочем, Хоуп понимала Гаэля. В юности она сама была ужасно одинока и, пытаясь справиться с этим гнетущим чувством, писала стихи. Тоскливые, безнадежные. Возможно, скандальные фото были для будущего художника такой же отдушиной. К счастью, ее стихов никто не видел.

Девушке вдруг стало не по себе. Она почувствовала неумолимый, беспощадный и пронизывающий взгляд Гаэля. Казалось, он способен видеть все ее секреты, все ее страхи и тайные желания. Неудивительно, что он смог стать «папарацци», а потом и успешным фотографом.

– Мне нравилось быть этаким человеком-невидимкой, – признался Гаэль. – В школе, где я учился, для молодых людей было важно имя, количество денег у родителей и связи, которыми ты успел обрасти. И больше ничего. Как вы, наверное, догадались, у меня не было ничего из вышеперечисленного. Деньги Мисти не в счет. Я мстил им всем с помощью своих фотографий. Показывал людям, насколько прогнил аристократический слой. Сколько у всех этих богачей слабостей и пороков. И обществу понравились эти фото. Должно быть, они ненавидели всех этих светских болванов не меньше, чем я. Сейчас я не имею ничего общего с тем мстительным молодым человеком, каким был тогда. Хотя некоторый элемент бунтарства во мне остался. Что ж, будем надеяться, что картины принесут мне такую же славу, как в свое время фотографии.

– Но почему вы решили сменить род деятельности, если в качестве фотографа вы достигли таких грандиозных успехов? – недоумевала Хоуп.

– Слава и богатства имеют свои преимущества и недостатки. Все эти приглашения на светские мероприятия, всеобщий восторг и уважение, деньги и…

Гаэль чуть было не сказал «женщины», но вовремя прикусил язык. Ведь, глядя на его фотографии и полотна, Хоуп и так поняла, что Гаэль не был обделен женским вниманием.

– Светская жизнь наскучила мне, и я решил стать художником, – продолжал Гаэль. – Все очень просто. Я всегда об этом мечтал. Фотографирование было лишь небольшим отклонением от намеченного курса. Кстати, – заговорил он другим тоном, – меня все это порядком утомило. Вы, думаю, тоже устали. Не пойти ли нам куда-нибудь перекусить?

– О, конечно же я не против, – оживилась девушка, хотя предложение Гаэля ее смутило.

– А что бы вы хотели съесть: сладкую булочку или лимонное мороженое? Какие лакомства вы больше всего любите? – спросил Гаэль.

– Ну, мы с Фэйт обычно пекли что-нибудь у себя дома, – мечтательно произнесла Хоуп, – моя сестра любит домашнюю выпечку.

А что же любила Хоуп? Странное дело. Она никак не могла этого вспомнить.

– Ну что ж, если я пойду с вашей сестрой в кафе, я буду знать, что ей заказывать, – усмехнулся Гаэль. – Но сейчас меня интересует ваш вкус, а не предпочтения Фэйт.

– Да мне, в общем-то, все равно. Сделайте заказ по своему вкусу, – предложила Хоуп.

Она понимала, что попала в глупое положение. В самом деле, не объяснишь же Гаэлю, что интересы Фэйт она ставила выше своих желаний. И так было во всем.

– Спасибо за предложение, – добавила она и улыбнулась.

Но Гаэль не ответил на ее улыбку. Он, не отрываясь, смотрел на нее. Казалось, он испытывал ее. Ей пришла в голову мысль: о том, что ей нравится, он заговорил не случайно. Возможно, это был своеобразный экзамен, который Хоуп провалила.

– Не хотите ли чего-нибудь еще? – спросил Гаэль. – Вы не попробовали шоколад с арахисом и воздушным рисом.

Хоуп отложила ложечку и тихонько простонала.

– О, нет, мне кажется, я уже и смотреть не могу без содрогания на сладости и мороженое. Я столько всего съела. Странно, даже теперь я не знаю, какие сладости мне нравятся больше всего.