Я дотрагиваюсь до края плаката.

– Вообще-то, это из песни Нила Янга, – сообщаю я. – Курт Кобейн просто выбрал ее для прощальной записки.

– Господи, да какая разница, кто это сказал? – шипит Кэлли. Она бредет прочь, и я вспоминаю, почему обычно стараюсь помалкивать: людям редко нравится то, что у меня на уме.

Кто-то легонько толкает меня локтем, и я делаю шаг в сторону, чтобы девочки позади меня смогли посмотреть на плакат. На полу у моих ног уже скопилась коллекция мишек из долларового магазинчика и электрических свечек в банках. Я отхожу к краю спортзала и высматриваю в толпе Кэлли, но она, похоже, испарилась.

Я, видимо, просто нарциссичная социопатка, раз ожидала, что люди будут обращать на меня больше внимания. Но нет, сейчас я сижу в уголке, как призрак, и притворяюсь, что не замечаю редких неловких взглядов, брошенных в мою сторону.

У меня всегда хорошо получалось сливаться с основной массой местного общества. Отметки у меня были достаточно высокими, чтобы домой не отправляли записок, и достаточно низкими, чтобы не выделяться. Я донашивала вещи за Джос, но в нашей школе почти все дети, у которых были старшие братья и сестры, донашивали чьи-то вещи. Одна девочка в классе даже носила одежду брата.

Я впилась обгрызками ногтей в ладони. Если не перестану их кусать, кожа под ними растрескается и будет кровить. Я начинаю рассматривать свой кулак, как вдруг его накрывает чья-то тонкая, узловатая рука.

– Это ты! – Водянистые голубые глаза смотрят прямо на меня. – Рей, иди сюда. Это она!

Я отдергиваю руку. Кто эта старуха и почему она меня трогает?

– Это ты, – снова хрипит женщина, пока к нам ковыляет худой старичок с тросточкой. Уголок его рта испачкан сахарной пудрой. По карманам у него определенно распихано печенье со стола.

– Это я. – Я едва улыбаюсь старушке.

– Такого я точно не ожидала. Тесса Лоуэлл тут, в Фейетте! – Она глядит на меня. – Ты нас не узнаешь, да? Это я, Мэри Дюрелз. Мэри и Рей, твои старые соседи.

– А-а-а. – На меня снисходит осознание, и я принимаюсь выдавливать из себя любезности. – Да, как вы?.. Ревматоидный артрит? Какой ужас… Осенью пойду в колледж.

Но мои мысли витают уже совсем далеко. Я как будто снова на Платановой улице, на лужайке у старого дома. Мне шесть, я в своем купальнике с изображением Русалочки пью воду из шланга, которую Джослин льет мне на лицо, словно я – золотистый ретривер. Мэри Дюрелз неодобрительно наблюдает за нами с крыльца.

– Ужасно, правда? – Мэри сжимает мое плечо и кивает головой в сторону девочек, плачущих возле импровизированного мемориала Ариэль.

Я киваю.

– Надеюсь, полицейские найдут того, кто с ней это сотворил.

– Обязательно найдут. – Хватка Мэри становится еще крепче. – Найдут и казнят. Точь-в-точь как того, другого изверга, убивавшего девушек.

Рей согласно дергает головой – скорее всего, он не замечает сахарной пудры у себя на лице. Мне приходится отвернуться. Надо отсюда уходить, из душного, жаркого спортзала, полного скорби, не имеющей ко мне никакого отношения, подальше от этих людей, способных вернуть меня в коричневый дом с разбитыми ступеньками на Платановой улице.

Мэри наклоняется ко мне ближе, дышит жаром мне в шею. От нее воняет чесноком и соусом маринара. Готова поспорить, они с мужем сначала отобедали в новом итальянском ресторане, а потом пришли сюда за бесплатным десертом.

У меня сжимаются кулаки, когда она каркает мне в ухо:

– У меня сердце разбивается, когда я думаю о Рут Каучински. Говорят, Ариэль в Мейсоне работала, если понимаешь, о чем я.

Мейсон – самое дальнее место, до которого мы с мамой добрались, когда она решила, что нам пора уезжать из Фейетта, пока никто не заметил, что мы с ней уже две недели живем в машине. Даже Кэлли не знала. Прошло четыре месяца с тех пор, как Джос от нас сбежала, а со дня смерти Лори – одиннадцать месяцев.

Той ночью, когда мы приехали на заправку, мама оставила меня в машине, а сама пошла в туалет. Я открыла бардачок, чтобы поискать там любимую игрушку – лизуна, которого подбрасываешь к потолку, а потом ждешь, пока он отвалится. В бардачке я нашла пистолет.

Я побежала по шоссе к стоянке для грузовиков, в магазине попросила телефон и позвонила Мэгги. Я расказала ей про то, что мы жили в машине, что мама меня пугает, – обо всем, кроме пистолета.

Они с Риком приехали через полчаса. Я ждала их в магазине, листая журнал о телепередачах, и только молилась, как бы мама не начала меня искать и не позвонила в полицию.

Мэгги пошла на заправку одна. Не знаю, что там случилось, но вернулась она с номером телефона бабушки. С тех пор я маму не видела.

Рик сидел со мной на остановке, пока Мэгги разговаривала на обочине с лучшей подругой Энджелой.

– Мы хотим все решить без участия социальной службы.

Мы с Риком купили пачку «доритос» и говорили о комете, которая должна была пролететь над Землей (я всегда любила кометы), когда в магазин вдруг зашли две девушки. На вид они были не старше моей сестры. Одна покупала телефонную карточку, другая ждала ее и, теребя подол джинсовой юбки, старалась не встречаться взглядом со мной и с Риком. Мне было всего десять, но я уже понимала, что они делают на остановке для грузовиков.

Как и о большинстве других неприятных вещей, я узнала об этом от отца. Он рассказывал о девушках, которые подходили к нему на остановках по трассе I-95 в восьмидесятых, пока он дрейфовал, искал работу, а потом осел на сталелитейном заводе. После убийств «монстра» правительством были предприняты попытки пресечь проституцию на остановках по трассе. Непристойные магазинчики, в которых продавались вяленая говядина и порножурналы, были снесены, и на их месте возникли точки «Макдоналдс» и «Данкин Донатс».

Я могу представить Ариэль за стойкой «Бургер Кинга», но никак не на заднем сиденье дальнобойщика. И со стороны Мэри Дюрелз потрясать такими жареными сплетнями об Ари на ее поминках – невероятно дерьмовый поступок.

Я выглядываю из-за плеча Мэри, пытаясь придумать, как мне от нее отвязаться. В глаза мне бросается фигура Райана Элвуда, который заходит в зал из коридора через двойные двери, держа в руке стакан с содовой. Он проходит мимо трибун, где сидит Кэлли. Ее, похоже, тошнит. Я вспоминаю о спиртном у нее в сумочке. Подозреваю, она сходила в туалет, чтобы допить его.

– Приятно было с вами повидаться, – бросаю я Мэри и начинаю проталкиваться через толпу. Я останавливаюсь, видя, как Райан наклоняется и что-то шепчет на ухо Кэлли. Она резко отстраняется от него и роняет сумку на пол. Райан наклоняется, чтобы помочь ей собрать вещи. Отсюда мне видно, что они по-прежнему разговаривают и лицо Кэлли бледнеет.

Пока я иду к ним навстречу, Кэлли, шатаясь, встает. Я ускоряю шаг и успеваю схватить ее за руку, не давая рухнуть лицом в пол.