Группа советских войск еще оставалась в Германии, вспомнилДронго. Он повез архив в Германию к своему другу или к группе друзей, которые,как ему тогда казалось, могли защитить его, спрятав эти документы. Значит,нужно искать среди знакомых Савельева, причем один из них должен занимать оченьбольшую должность в группе советских войск.

Сидя в кресле, он размышлял. Подобная работа всегдадоставляла ему гораздо большее удовольствие, чем активные действия с крушениемчелюстей и стрельбой на выживание. Он не любил стрелять и не любил убивать.Особенно ему не нравилось, когда стреляли в него.

Кроме Савельева, в группу входил подполковник Лозинский. Гдеон теперь и что с ним случилось? Нужно попытаться узнать, используя свои старыеканалы связи. И существовали еще два «ликвидатора», то есть двапрофессиональных убийцы. Куда они подевались после того, как устроили такуюбойню на литовско-белорусской границе?

«Похоже, без консультации с Владимиром Владимировичем необойтись», — понял Дронго. Часы показывали уже половину двенадцатого, когда онподнял трубку и набрал номер своего старого знакомого. Телефон ответил почтисразу. Владимир Владимирович жил один, и телефонный аппарат обычно стоял рядомс ним на столике.

— Добрый вечер, Владимир Владимирович, — приветливо началДронго, — надеюсь, вы еще не спали?

— Уже собирался. Почему ты звонишь всегда так поздно? — ворчливоспросил Владимир Владимирович.

— Наверное, потому, что я ярко выраженная сова, — пошутилДронго.

— Как твои дела?

— Пока все в порядке. Мне опять нужна ваша помощь.

Владимир Владимирович проработал в КГБ почти полвека. Этобыла ходячая энциклопедия, знавшая обо всем и обо всех. Уже когда он вышел напенсию, его использовали для связи с самим Дронго, если требовалось срочнорешить какую-нибудь достаточно сложную задачу. В свою очередь, и сам Дронгоохотно прибегал к помощи старого знакомого, который жил на весьма скромнуюпенсию бывшего полковника КГБ и не мог бы помогать семье своей дочери, если быДронго исправно не выплачивал ему часть своих гонораров.

— Какая помощь? — спросил Владимир Владимирович.

— В КГБ летом девяносто первого была создана специальнаяоперативная группа под руководством полковника Савельева, которая действовала вЛитве. Речь идет о вывезенном архиве, который не дошел до Москвы. Мне нужнознать, во-первых, кто именно входил в его группу и, во-вторых, не было ли унего близких друзей в группе советских войск в Германии.

— Только это? — уточнил Владимир Владимирович. — Я думал, тыпопросишь по меньшей мере списки агентуры нынешней российской разведки во всехстранах Прибалтики.

— Это примерно одно и то же, — пробормотал Дронго.

— Ладно, — согласился его собеседник, — постараюсьчто-нибудь сделать.

Завтра вечером позвони.

— Спасибо. — Он положил трубку.

Теперь ему оставалось ждать завтрашнего вечера. Ещепредстояло уточнить, как погиб полковник Лякутис. Московский адрес полковникадал ему Хургинас.

Утром он поехал по указанному адресу. Обычный московскийдворик. На скамейке сидели две старушки, во дворе играли дети. Ничто неуказывало на трагедию, которая произошла здесь несколько месяцев назад. Онпрошел в подъезд, поднялся на третий этаж. Убедившись, что звонок не работает,осторожно постучал. За дверью никто не ответил. Он постучал снова, на этот разсильнее.

Дверь медленно открылась. На пороге стояла потухшая женщина.Он знал, как выглядят обычно подобные женщины, неожиданно теряющие своихлюбимых мужей.

«Проклятая профессия, — подумал Дронго, — приходится мучитьвдову после такого горя».

— Добрый день, — вежливо сказал он, — извините, что я васбеспокою. Здесь жил полковник Лякутис?

— Да, — равнодушно ответила женщина, — он жил здесь.

— Я его бывший сослуживец, — соврал Дронго. — Можно войти?

— Входите, — так же равнодушно сказала она, пропуская гостявнутрь.

Квартира выглядела сиротливо, словно сама жизнь покинула этожилище. Он прошел в столовую, сел за стол. Она села напротив, устало положивруки на стол.

— Как вас зовут? — спросила женщина.

— Полковник Савельев, — чуть поколебавшись, представился он,внимательно следя за реакцией женщины. На нее это не произвело никакоговпечатления, словно она впервые услышала такую фамилию. Покойный Лякутис непосвящал жену в свои служебные проблемы.

— Он ничего обо мне не рассказывал? — спросил Дронго.

— Нет. — Женщина покачала головой. Она пребывала еще в такомсостоянии, когда не врут из вежливости.

— Наверное, он говорил обо мне. Мы начали работать с нимдавно, еще лет пятнадцать назад, когда я приезжал в Литву. И совсем недавно,перед самым распадом, я был командирован в Вильнюс.

— Вполне возможно, — согласилась она, — но я не помню. Он нелюбил рассказывать о своей работе. Только сейчас начинаю понимать, что, проживс ним столько лет, я мало интересовалась его проблемами.

Она отвернулась, но ни одним жестом, ни звуком не показаласвоего состояния.

— Как он погиб? — спросил Дронго.

— Его убили около нашего дома. Какой-то снайпер. Я целыймесяц не могла спокойно проходить мимо этого места. Слава богу, скоро переедуотсюда к дочери.

— А кто это был, выяснили? Что-нибудь удалось узнать?

— Нет. Просто нам сказали, что неизвестный снайпер. Милициядо сих пор ищет. Следователи доказывают мне, что найти убийцу очень трудно. А язнаю: когда хотят, находят. И кому он мог помешать? Врагов мы не имели, вкоммерческие дела никогда не ввязывались — на это он был не способен.

— Тогда, может, существуют другие причины убийства? —осторожно заметил Дронго.

— Не знаю. Возможно, что-то связанное с их банком. Но там унего все спокойно. Милиция проверяла его банк и всех его работников, но ничегоне нашла.

Они говорят, будто не могут найти каких-либо мотивов дляубийства.

Немотивированное убийство почти не раскрывается — это терминих следователя.

— А вы сами как считаете? — Ему приходилось быть предельновнимательным и осторожным, не очень нажимая на несчастную женщину.

— Не знаю. У него не было никаких секретов. Правда,последние два дня он ходил какой-то задумчивый. В тот вечер мы первый раз выбралисьс ним в театр. — Она тяжело вздохнула. — Я ему советовала не ходить, но оннастоял. Получилось, что и в последний.

Она оказалась очень сильной женщиной, если могла говорить оподобном, выдерживая все его вопросы.