На свет Перл появилась бледной, почти прозрачной. Поначалу она не издавала ни единого звука. Ее кожа напоминала мерцающую воду. Казалось, она поднялась ко мне из морских глубин. Я прижала дочку к груди, погладила по щеке большим пальцем, и она разразилась пронзительным воплем.

Солнце встало несколько часов спустя. Перл благополучно взяла мою грудь. Над нами кричали чайки. Прижимая к груди Перл, я испытывала ощущения одновременно похожие на то, что было с Роу, и совсем незнакомые. Я пыталась сохранить в памяти и те и другие, но не могла: воспоминания все время перемешивались и менялись местами. В глубине души я понимала, что Перл не может заменить Роу, и все же только в тот момент осознала: я надеялась, что вторая дочь возместит мне потерю первой. Я уперлась носом в лобик Перл. Вдохнула запах новизны и свежести. Мне заранее взгрустнулось оттого, что надолго он не задержится.

В последние дни дед все чаще и чаще бормотал что-то бессвязное. Иногда обращался к пустому месту перед собой, разговаривая с людьми, которых когда-то знал. Порой изъяснялся образами. Наверное, я бы даже нашла их поэтичными, не будь я такой измотанной.

– Скажи моей девочке, что одно перышко может удержать целый дом, – просил дед.

Попробуй догадайся, кого из своих девочек он имел в виду. Маму? Меня? Роу? Перл? Он нас всех так называл – «мои девочки».

– Кому я должна это сказать?

– Ровене.

– Ее с нами нет.

– Нет, она здесь, здесь.

Я разозлилась. Большинство людей, с которыми разговаривал дед, умерли.

– Роу жива! – резко бросила я.

Дед с удивленным видом повернулся ко мне. Во взгляде – святая невинность.

– Конечно жива, – ответил он. – Она тут, совсем рядышком, за углом.

Неделю спустя дед умер посреди ночи. Я только что закончила кормить Перл и уложила ее в деревянный ящик, который специально для нее смастерил дед. Я подползла к нему и дотронулась до его плеча. Хотела растолкать, но пальцы ощутили холод. Его кожа еще не приобрела мертвенную бледность, лишь слегка посветлела: к ней больше не приливала кровь. А в остальном дед выглядел так, будто просто спал: веки опущены, рот чуть приоткрыт.

Я села на пятки и застыла, не сводя с него глаз. То, что он ушел так незаметно, ошеломило меня. Вот уж не ожидала, что над ним одержит верх такая безобидная штука, как сон. Тут захныкала Перл, и я поползла обратно к ней.

Мы остались совсем одни, подумала я. Нет больше ни одного человека, которому я могу доверять. Есть только младенец, во всем от меня зависящий. Меня охватила паника. Мой взгляд упал на якорь, лежавший в нескольких футах от нас. Слышала, люди в отчаянном положении привязывают себя к якорям и выпрыгивают из лодок. Но мне про такое даже думать нельзя. Нет, скорее вода отступит, и все вернется, как было. Я взяла Перл на руки и вылезла из-под брезента навстречу утреннему солнцу.

Дед навсегда останется со мной, будет помогать мне и направлять меня. Он научил меня всему, научил меня жить, и я его не подведу. И Перл не подведу, мысленно прибавила я.

Вспоминая о тех днях, когда я теряла близких и любимых людей, понимаю: постепенно мое одиночество усиливалось, будто меня медленно опускали в колодец. Вода поднималась вокруг меня, а я цеплялась за каменные стены, изо всех сил пытаясь вылезти наверх, к солнцу. Но потом начинаешь привыкать. Оказывается, можно жить и на дне колодца. И когда тебе сбрасывают веревку, даже не понимаешь, что тебя спасают. Зачем? Тебе ведь и здесь неплохо.

Когда шторм закончился, мы вылезли из-под навеса и стали подсчитывать потери. Вся дождевая вода в баке оказалась испорчена. Я опустилась перед ним на колени и выругалась. Волны, перехлестывавшие через борт, наполнили бак соленой водой. Придется все вылить. Теперь надо как можно быстрее доплыть до берега, пока не наступило обезвоживание. У нас остался небольшой запас воды – я храню несколько пластиковых бутылок как раз для такого случая. Они привязаны под навесом. Но их содержимого хватит всего на пару дней.

Перл не отходила от меня ни на шаг. Шлепая по воде, мы шли по палубе к носу лодки. Перл прижимала руку к боку. На коже проступал здоровенный синяк. Должно быть, набила о снасти, когда лезла под навес. Я присела на корточки, поцеловала палец и приложила к синяку Перл. Дочка слабо улыбнулась. Я убрала волосы со лба Перл, взяла ее лицо в ладони и поцеловала в лоб.

– Ничего, прорвемся. Все у нас будет хорошо, – сказала я.

Перл кивнула.

– Сбегай-ка за ведром и тряпкой. Надо вычерпать воду. А я проверю, цел ли руль.

Я пошла на корму, осмотрела руль и румпель.

Руль кренился вбок: в основании трещина. Наш единственный парус колыхался. Посередине зияла прореха. Нижний рей мотало на ветру. Шторм унес наш гребной шест и помидорный куст от Беатрис. Зато остальные запасы благополучно переждали бурю, защищенные бортами или привязанные под навесом.

Я выругалась и устало потерла лицо. Сколько времени мы потеряем из-за этой бури! Нам бы сейчас новую лодку строить, а я понятия не имею, где мы.

– Весла на месте! – прокричала Перл, держась за планшир.

Весла были по-прежнему крепко привязаны к бортам лодки.

Солнечные блики отражались от воды. Я выставила ладонь козырьком, прищурилась и поглядела на восток. Вернее, в том направлении, где, как мне казалось, должен быть восток. Глянула на солнце, потом опять на море. Долго ли бушевал шторм? Казалось, будто целую вечность, но вполне возможно, что прошло всего полчаса. Далеко ли нас отнесло на запад, судить трудно, но с нашего привычного курса мы определенно сбились. Обычно мы плывем в двух милях от берега, прямо на север или на юг, вдоль частей суши, возвышающихся над водой.

Примерно в миле к востоку от нас плавали обломки другой лодки. Их несло в нашу сторону. Я прищурилась, потом полезла под навес за биноклем.

Лодка оказалась самодельной, кое-как сколоченной из подручных материалов, – гвоздями прибили друг к другу двери и привязали к ним несколько шин. Недалеко от нас на боку плавала кабина грузовика. Рядом с ней на воде покачивался ярко-желтый надувной плот. Со всех сторон его окружали пластиковые пакеты и бутылки. Может, для кого-то это и мусор, а для нас – очень даже нужные вещи.

– Неси сеть, – велела я Перл.

Что, если в этих бутылках и пакетах найдется что-нибудь съестное?

– Там человек, – сказала Перл, указывая на останки самодельной лодки.

Я опять посмотрела на обломки в бинокль. За плот из шин и дверей цеплялся мужчина и бил ногами по воде. В лицо ему то и дело ударяли волны, и он каждый раз зажмуривался.

Перл устремила на меня выжидающий взгляд.

– Мы понятия не имеем, кто он такой, – возразила я, прочитав ее мысли.

Перл фыркнула:

– Думаешь, эти двери с шинами похожи на пиратский корабль?