«Вот именно – отчасти. Мы тебя спасли, а ты нам помогать не хочешь», – пронеслось в голове.

– Помогу тебе донести рыбу до торгового дома, там и расстанемся, – произнес Дэниел.

Я окликнула Перл, и мы направились к городу. Поднялись по каменным ступеням, вырезанным в горном склоне. Поселение втиснуто в узкое пространство между горами.

Многолюдный Харджо гудит, как пчелиный улей. Гору рассекает стремительный поток и водопадом стекает в море. Уже целый год не заплывала так далеко на юг. За это время зданий в Харджо прибавилось раза в два, не меньше. На одном склоне строится мельница. Уже наполовину готова. А рядом – новенькое бревенчатое здание. На фасаде вывеска, на ней огромными буквами выведено «Отель». В прошлом году в Харджо только начинали выращивать основные культуры: кукурузу, картофель, пшеницу. Хорошо бы найти зерно по нормальной цене.

Торговый дом – каменное двухэтажное строение. Мы остановились у дверей. Дэниел протянул мне корзину со скумбрией.

– Куда теперь пойдешь? – спросила я.

– Первым делом в салун. Выпью, расспрошу местных, кому тут нужен картограф. – Дэниел помолчал. Потер ладонью подбородок. – Да, все понимаю: я тебе жизнью обязан. Прости, что не могу плыть с тобой.

– Можешь, – возразила я. – Просто не хочешь.

Дэниел странно на меня посмотрел: одновременно и с сожалением, и с укором. Присел на корточки перед Перл и потянул за уголок платка, торчавший из кармана ее штанов.

– Смотри не потеряй свой счастливый платок, – проговорил он.

Перл в шутку хлопнула его по руке.

– А ты смотри не стащи его! – дурачась, воскликнула она.

Лицо Дэниела дрогнуло: чуть-чуть, едва уловимо, но я заметила.

– Берегите себя, – тихо произнес Дэниел.

Из торгового дома вышли несколько человек, и я отошла, давая им пройти.

– Нам пора, – сказала я.

Дэниел кивнул и повернулся, чтобы уйти.

Он посторонний человек. Так почему же мне так тяжело глядеть ему вслед?

Моего кредита в Харджо хватило на меньшее, чем я рассчитывала. Я стояла у прилавка, переминаясь с ноги на ногу, и едва сдерживала досаду.

Женщина средних лет с глубокими морщинами и в очках, в которых сохранилось только одно стекло, переваливаясь, вышла из-за прилавка и заглянула в мое ведро.

– Когда я приплывала сюда в последний раз, мне сказали, что мой кредит равен стоимости двух деревьев, – заявила я.

– Цены уже не те, милочка. Рыба подешевела, дерево подорожало.

Женщина указала на таблицу на стене. Там было написано: двадцать ярдов полотна равняются двум фунтам зерна. В таблице перечислили все: и мелочи вроде пуговиц, и крупные приобретения вроде кораблей.

При виде скумбрии женщина с довольным видом зацокала языком:

– Какая прелесть! Вы, должно быть, хорошая рыбачка. В наших местах столько скумбрии наловить непросто. Погодите. Это ведь вы в прошлом году привезли рыбу-парусника?

– Я хотела узнать насчет дерева…

– Нет, милочка, лес покупать я вам здесь не советую. И лодку строить тоже. Сами видите, город растет на глазах. Мэр только что ввел ограничение на вырубку деревьев. У нас их почти не осталось, а поставок из других мест уже три недели не видели. Я бы на вашем месте закупала лес дальше, на юге.

У меня упало сердце. Сколько же времени придется потратить, чтобы найти дерево, не говоря уже о том, чтобы построить лодку? Роу десять раз успеют посадить на корабль-ферму!

– А свалка у вас тут есть?

– Маленькая, рядом с ночлежкой Кларенса. Простите, если лезу не в свое дело, но, может, скажете, куда собрались?

Женщина взвешивала скумбрию и бросала рыбин в ящик возле весов. Их туши тяжело ударялись о дно.

– На север. Туда, где раньше была Гренландия.

Я окинула взглядом торговый дом и только тогда заметила: Перл не сводит глаз с объявления у главного входа.

– Нет, на лодке из обломков туда не доплыть. – Женщина снова поцокала языком. – Море слишком бурное. Мой вам совет – оставайтесь лучше здесь. Ричардс рассказывал, в нескольких милях к югу у берега нашли полузатонувший нефтяной танкер. Хотят его вытащить и переоборудовать в жилой дом. Прямо мою мечту исполнили. Удобный просторный танкер – что еще нужно, чтобы достойно встретить старость?

На свой кредит я купила полотна для нового паруса. Мы с хозяйкой поторговались. Наконец договорились, что я отдам скумбрию за восемь футов троса, курицу, два мешка муки, три банки квашеной капусты и несколько монет, отчеканенных в Харджо. Когда мы с Перл приплываем на юг, для профилактики цинги стараемся обменивать рыбу на свежие фрукты. Но иногда за полное ведро рыбы удается выручить всего три жалких апельсина. Квашеной капусты хватает надолго, и стоит она гораздо дешевле, вот только достать ее не так-то просто: не везде растет капуста.

Я протянула Перл ящик с банками.

– Ух ты! Капуста!

– Единственная сегодняшняя удача, – пробормотала я.

Тут зазвенел дверной колокольчик. В торговый дом вошел еще один покупатель. Я уловила аромат фруктов, и рот моментально наполнился слюной. Я обернулась. Мужчина нес к прилавку целую коробку персиков. Их запах кружил голову. Так бы и схватила сейчас персик и бросилась бежать!

– Надо сказать Дэниелу про это объявление.

Я удивленно уставилась на Перл. По вечерам пыталась научить ее грамоте, хотя материалов для чтения у нас маловато: только инструкция от фена и «Обитель радости» Эдит Уортон[3]. Вот уж не думала, что Перл хоть что-то усвоила.

Автор объявления искал картографа. Над текстом были изображены компас, циркуль-измеритель и самописец. Крупные буквы кричали: «ОПЛАТА СРАЗУ!»

– Неужели прочитала? – спросила я.

Перл чуть не испепелила меня взглядом:

– Ясное дело. Где тут салун?

– Далеко. И вообще, наверняка он и сам это объявление заметит.

– Хватит прикидываться, будто не хочешь еще раз с ним увидеться! А то можно подумать, это мне одной надо! – фыркнула Перл и поудобнее перехватила коробку.

Банки звякнули друг о друга.

Несмотря на разочарование от неудавшейся затеи с лодкой, я улыбнулась. Перл как никто умеет застать меня врасплох. Никогда не угадаешь, что у нее на уме, зато я для нее – открытая книга.

Салун располагался в убогой хижине со стенами из листов металла и травяной крышей. Свет едва проникал внутрь сквозь окна, затянутые грязным пластиком. В темноте голоса раздавались будто сами по себе. Все кругом утопало в полумраке. Воняло грязью и потом.