– Даже не упоминай его, Белоснежка. Не сравнивай. Блять. Меня. С этим. Сукиным ребёнком Сэла, – рычит Лазарро.

– Тогда не спрашивай всякие глупости. И я не сравнивала. Но к слову, у вас обоих серьёзные проблемы с восприятием друг друга. Вы почему-то сильно нервничаете, когда разговор касается одного из вас. Но тебе бы стоило расслабиться, Лазарро. Мне не нравится, когда ты так двигаешь челюстью. Ты злишься и ревнуешь, хотя это сущий идиотизм. За всё время, пока мы находимся в Италии, ты дал мне всё, чего лишал в Америке. Были и флирт, и странная романтика, и смех, и сложности. Маленький кусочек жизни. Нашей жизни. Я наслаждалась плохим и хорошим. Так что расслабься. О Карле я не думаю так, как о тебе. О нём я, вообще, не думаю. Вот так. – Перехожу к другой части его горла, наклоняясь чуть ниже.

– Осталось ещё немного, и ты даже не дёрнулся. Спасибо. Ты снова сделал меня счастливой, – улыбаясь, добавляю.

Быстро сбриваю оставшиеся волоски и выпрямляюсь.

– Готово. Теперь ты чисто выбрит, – говорю довольно и, открывая кран с водой, мою лезвие.

– Умойся, чтобы убрать пену. Тебе так будет комфортнее. Может быть, и протрезвеешь немного, хотя я даже и не поняла, почему ты так сильно боялся бритья. Всё удачно прошло. – Бросаю весёлый взгляд на Лазарро, убирая все приспособления для бритья обратно в сумку.

Он поднимается со стула, и я быстро отодвигаю его. Лазарро немного шатает, поэтому я опасаюсь, что он может пораниться. Отхожу немного в сторону, наблюдая за тем, как он умывается. Протягиваю ему полотенце и выключаю воду. Но Лазарро опирается ладонями о раковину. С его носа капает вода, плечи поднимаются в такт глубоким вдохам.

– Лазарро, – шепчу, осторожно касаясь его руки.

– Не трогай, – цедит он. Недоумённо убираю руку. Что не так? Не понимаю.

Он хватает полотенце и вытирается.

– Давай, я смажу твоё лицо кремом? Папе я всегда мазала, чтобы не было неприятных ощущений. Любой жирный крем подойдёт. Он хорошо питает кожу, можно использовать даже обычное растительное масло. Конечно, запах так себе, но зато результат хороший. Иногда папа забывал покупать крема, и мы использовали именно его, – замолкаю, понимая, что Лазарро не слушает меня. Он продолжает смотреть вниз, на раковину, и думает о чём-то своём.

Наконец-то, он поднимает голову, и я охаю от отражения, которое вижу в зеркале.

– Боже мой, никогда бы не подумала, что ты настолько молодо выглядишь без щетины. Тебе идёт. На самом деле ты такой красивый! – восторженно шепчу. И ведь не лгу. С щетиной он выглядит намного старше, она придаёт ему более жёсткий и властный вид. А сейчас Лазарро просто невозможно прекрасен и нежен. Как будто оборотень, внезапно превратившийся в чёртового принца из сказок. Наверное, именно такими я их и представляла. А его скулы. Они ещё резче выделяются на лице, подбородок выглядит… точёным. Губы стали выглядеть объёмнее и словно пухлее.

Лазарро резко поднимает кулак и с силой ударяет им по зеркалу. Вскрикиваю и отскакиваю к стене, прижимаясь к ней спиной. Осколки сыплются в раковину и на пол. Лазарро всего трясёт. Его челюсти скрежещут. Он поворачивает ко мне голову с потемневшими от злости глазами.

– Ненавижу. Ненавижу это отражение, – цедит он, приближаясь ко мне. Вжимаюсь от страха в стену.

– Почему? Ты же остался собой, и всё это не делает тебя хуже. Что такое? – дрожащим голосом шепчу я.

Лазарро поднимает руку, и я вижу порезы на костяшках пальцев. Они блестят от сочащейся крови, но ему словно всё равно. Кончиками пальцев проходит по моей щеке и, закрыв глаза ненадолго, глубоко вздыхает.

– Твоя кожа безупречна. Она идеальная. Сама природа. Первозданность. Нежность. Как много их было. Загорелые. Упругие. Гладкие. Но есть особенная кожа. Её нельзя создать при помощи хирургов. Она никогда не будет такой, как у тебя, – шепчет Лазарро, не сводя глаз с моей щеки. Затем находит мою ладонь и кладёт её на свою скулу. Под пальцами я ощущаю выпуклость шрамов.

– Кожа говорит о человеке больше, чем он сам, о том, какой он внутри. Посмотри на кожу человека, и тогда сможешь узнать о нём всё. Поэтому все стремятся к совершенству. Они лечат, отбеливают и очищают свою кожу, думая, что это как-то поможет их душе в чистилище. Они наедятся, что, получив такую кожу, как у тебя, сами станут лучше. Нужно быть честными с собой. Не глаза зеркало души, а кожа. И ты знаешь какая она у меня. Такой я на самом деле и внутри. Весь в шрамах, оставленных человеком, которого я любил, – тихим, охрипшим голосом произносит Лазарро, и мой взгляд мутнеет от слёз и огромной боли, разрывающей сердце.

– Никто не должен знать о моих ошибках. Никто не должен их видеть. Но тебе я открыл очередную тайну. Больно. Это так больно. – Лазарро отпускает мою руку и немного покачиваясь, задевает меня плечом. Он уходит, и, споткнувшись, падает на лестнице, но поднимается и исчезает наверху, оставляя меня одну и страдающую вместе с ним.

Бросаю взгляд на осколки зеркала и смахиваю с щёк слёзы. Быстро собираю их и выбрасываю в урну под раковиной. Полотенцем убираю маленькие кусочки, и вместе с ними оно летит туда же. Машинально занимаю себя уборкой, чтобы не поддаться желанию побежать за человеком, который не хочет, чтобы я сейчас это делала. Хотел бы, чтобы я была с ним, остался бы. Теперь я больше понимаю Лазарро, и мне так стыдно за то, что я, как дура, требовала от него сбрить бороду, а он, оказывается, ломал себя. Он словно хотел и в то же время ненавидел эту необходимость открыться мне. Вот для чего и нужен был алкоголь. Для его сердца, которое – вот такое разбитое и покрытое шрамами из-за жестокости людей, которых он любил, и которые его разочаровали, сломали и бросили.

Подавленное состояние из-за случившегося изводит меня внутри. Я поднимаюсь в спальню, попутно выключая свет в ванной, и замечаю Лазарро, сидящего в кресле на балконе. В его пальцах тлеет сигарета, а сам он смотрит куда-то вдаль. Моё сердце рвётся к нему. Я никак не могу унять его. Не могу запретить себе дать Лазарро так необходимую ему ласку. Я хочу этого.

Тихо подхожу к Лазарро и, наклоняясь, обнимаю за шею. Нежно целую его в висок.

– Я лягу спать. Ты приходи ко мне, когда будешь готов, – шепчу я.

Лазарро затягивается сигаретой. Понимая, что разумного ответа сейчас не получу, похлопывая его по плечам, выпрямляюсь. Но он резко хватает меня за руку и дёргает, усаживая к себе на колени. Падаю на них и шумно выдыхаю от испуга. Когда он прекратит так делать?

Бросаю взгляд на лицо Лазарро и никак не могу привыкнуть к его новому виду. На самом деле я не особо вижу шрамы на его лице. Нет, они есть и немного выделяются, но не так явно, как ему, наверное, хочется думать. Это просто комплекс, и он с ним справился, отрастив щетину.

Он накрывает мою щеку рукой, всё ещё держа между пальцев сигарету.

– Уроды никому не нужны, да, Белоснежка? – спрашивает, горько приподнимая уголок губ.