из императоров издал указ, разрешающий религии западных варваров свободно распространяться по всей Поднебесной. Потом, правда, им было велено убираться вон. Но уже во времена монгольской династии Юань, пятьсот лет назад, здесь, в Пекине, тогда Хан-балыке, обосновались два монаха-католика. Когда установилась династия Минов, их опять прогнали. Но они снова пролезли в Поднебесную и даже заручились поддержкой императора Ванли. Но тогда уже они обнаглели настолько, что потребовали, чтобы императоры Поднебесной признали себя подданными главы их церкви — по их словам святого отца. Император Юнчжэн разгневался и запретил распространение этих религий и даже изгнал миссионеров из Поднебесной. Но эти неугомонные, ужасно пронырливые монахи при императоре Даогуане нахлынули как черви после дождя и опять активно принялись распространять свою мутную религию. Нам известны католические, протестантские, иудейские и православные религии.

— Хао, — недовольно вскричала императрица. — Но что делается в Поднебесной сейчас, в том числе и в Шанхайгуане?

— Каждая из названных религий насчитывает множество сект, и все они уже пустили глубокие корни в Поднебесной. Сейчас в империи насчитывается примерно семь сотен монахов-европейцев, которые обратили в свою веру более миллиона ваших подданных. Особенно их много в Шаньдуне, где католики-германцы обосновались десять лет назад. Главный их миссионер епископ Анцер шныряет по всей провинции и часто бывает в Пекине, в Германской дипломатический миссии. Вовлекая в свою религию ваших подданных, он обещает им защиту и поддержку. Европейцы-монахи бродят по всей провинции, вербуют в свою веру всяческий сброд, падших людишек, дают им деньги, покупают лучшие дома в деревнях, где они проводят моления. Эти монахи ведут себя безобразно, издеваются над нашей верой, врываются в наши храмы, оскорбляют религиозные чувства китайцев. Вот эти бесчинства и переполнили чашу терпения ваших подданных, послужили причиной убийства двух миссионеров.

— Не прогнать ли нам всех этих варваров-монахов из империи? — разгневалась Цыси.

— Но этим мы навлечем на Поднебесную гнев всех западных держав, а они умеют действовать дружно, — осторожно напомнил князь Гун.

— Что ты думаешь предпринять? — обратилась императрица к Ли Хунчжану.

— Не знаю, — заколебался тот. — Надо ехать в германскую миссию и выразить соболезнование.

Императрица вперила тяжелый взгляд в Гуна и враждебно спросила:

— А что думаешь ты, старая лиса?

Старый Гун лишь виновато склонил голову, всем своим видом показывая, что он полностью согласен с Ли Хунчжаном.

— Может быть, ты что-нибудь добавишь, милая? — обернулась императрица к Жун Мэй. — Ведь недаром говорят, что не бывает мужчин, которых не сумела бы обмануть женщина.

— Трудно сказать, — смешалась Жун Мэй, — надо ехать к германскому дипломатическому посланнику…

— А если он не удовлетворится вашими соболезнованиями? Если он потребует чего ещё?

— Так оно и будет, — упавшим голосом подтвердил Ли Хунчжан. — Совсем недавно германский посланник требовал остров Цзинмындао в провинции Фуцзян, и порт Цзяочжоу в Шаньдуне, но я ему решительно отказал.

— Стой крепко, Ли Хунчжан, — крикнула Цыси. — Стой крепко, никаких уступок! Ведь у нас есть договор с Россией? — с надеждой спросила она.

***

Прямо из Запретного города Ли Хунчжан отправился к германскому посланнику. Императрица велела Жун Мэй сопровождать его. Из ворот Запретного города их паланкины медленно и важно поплыли по Посольской улице и вскоре остановились у Германской миссии. Ворота были наглухо закрыты, и никто и не думал их открывать.

Слуга Ли Хунчжана робко поскреб, а затем и более настойчиво забарабанил в ворота. Стучал он долго. Наконец солдат охраны отворил калитку в воротах и жестом предложил им входить. Ли Хунчжан и Жун Мэй пришлось выйти из паланкинов и пешком, теряя лицо, пройти на территорию миссии. Солдат небрежно и молча ткнул пальцем в сторону здания миссии и захлопнул за ними калитку.

Сгорбившись, Ли Хунчжан пошаркал к зданию, медленно, с трудом поднялся по ступенькам и вошел внутрь. Жун Мэй, одетая в свой мужской халат, поддерживала его под руку.

Молодой человек внутри здания с любопытством оглядел их и приглашающе указал на широкий кожаный диван.

— Садитесь и ждите. Господин посланник занят, — и вышел. Грубость пришлось проглотить. Ждали они долго.

Наконец двери кабинета посланника отворились, и тот же молодой человек пригласил их войти.

В глубине кабинета, под портретом императора германцев сидел посланник Гейкинг.

Он медленно встал и пошел им навстречу.

— Чем могу служить? — пренебрегая дипломатическим этикетом и явно враждебно спросил он.

— Мы прибыли выразить глубокое соболезнование императора Китая и императорского правительства в связи с постигшим вас горем, убийством двух монахов-миссионеров, подданных вашего кайзера, — перевела Жун Мэй слова Ли Хунчжана.

— Я только что отправил депешу в Германское министерство иностранных дел по поводу этого инцидента, — равнодушно ответил Гейкинг.

— Императорское правительство официально заявляет, что к преступникам будут приняты самые строгие меры наказания, а семьям погибших буду выплачены крупные суммы денег.

Фон Гейкинг бесстыдно рассмеялся.

— Нет, деньгами вам не отделаться. Я расцениваю происшедшее как международный инцидент и жду указаний своего правительства о дальнейших действиях и требованиях в отношении Китая.

— Монахи-миссионеры не являются официальными представителями Германской империи и не пользуются статусом неприкосновенности. В дипломатической практике существует правило, согласно которому правительство страны, на территории которой произошел подобный случай с частным лицом, не несет ответственности. Преступники будут строго наказаны по нашим законам, — переводила Жун Мэй.

— Это вы так считаете. Мы же считаем, что Германская империя должна всей своей мощью заботиться о своих подданных, где бы они ни находились.

Гейкинг был настроен решительно и беспощадно. Это Жун Мэй видела и понимала, что все их уговоры ни к чему не приведут. Ли Хунчжан долго и настойчиво убеждал посланника, Жун Мэй переводила, но все было напрасно.

Гейкинг распалился и начал прибегать к угрозам и оскорблениям.

***

Императрица немедленно приняла Ли Хунчжана.

— Что сказал германский посланник?

Но старый Ли Хунчжан лишь виновато повесил голову.

— Почему ты не отвечаешь? — в гневе топнула ногой Цыси.

— Бесстыжий и наглый рыжий варвар сказал, что ждет инструкций из Берлина.

— Что они потребуют? Амой? Цзяочжоу? Тяньцзин? Ханькоу? Ведь они обязательно что-нибудь потребуют… Как им противостоять?

— В Берлине германский министр иностранных дел требовал Цзяочжоу, но я отказал, сославшись на то, что этот порт уже предоставлен русским для зимней стоянки их военного флота.

— Боевой наш флот потоплен японцами, а сухопутные войска не вооружены и не обучены. К тому же мы не знаем, что германцы потребуют от нас. Не забывайте и прежние наши попытки защититься от рыжих варваров, и чем они закончились… Большими потерями для Поднебесной… — напомнил великий князь Цин.

— Так что же мы можем сделать прямо сейчас? Пойти к русским… — ухватилась Цыси.

— А что мы им будем