время даром.

– Не ты ли только что сказал, что остается лишь ждать?

Земля над нами снова содрогнулась от далекого взрыва, будто подтверждая мои слова.

– Это было до того, как мы согласились на этот фарс. – Лориан опустил ногу. – Похоже, император не собирался менять мнения. Бартош и Райнхарт своей нерешительностью только затянули время.

– Они устали, – сказал я. – И напуганы.

– Бартош родился напуганным. Лучше бы застрелился после Береники.

– Это не тебе решать, – сказал я, удостоверившись, что никто из техников не слышит нас. – Мало кто из придворных бывал в настоящих сражениях.

– Ну да, – согласился Лориан. – Они нас посылают.

– Думаю, император наконец-то понял, что это нужно менять. Поэтому он здесь. Поэтому он сражается.

– Ага, – согласился миниатюрный коммандер. – Но его методы ведения войны угробят и его, и нас заодно.

Что на это ответить? Райнхарт говорил, что император пошел на такой риск из-за меня. Получается, это мои методы ведения войны грозили угробить нас всех?

– С Лином получилось поговорить? – спросил я после того, как в очередной раз отгремели взрывы.

– По радио-то? Нет. – Лориан вытер глаза длиннопалой рукой. – Валка обещала попробовать усилить сигнал, но ей практически не с чем работать. Городская электросеть уничтожена. Линии связи оборваны, да и в любом случае Бледные блокируют все частоты. Мы немы и глухи.

Коммандер посмотрел на керамический плиточный пол и продолжил:

– Зато телеграф работает. По крайней мере, Лин знает, что и когда мы задумали. Готов по сигналу отправить лихтеры, но, повторюсь, мне этот план не нравится. Все равно что играть в друажу, не видя доски и объявляя ходы из соседней комнаты.

– На Бассандера можно положиться, – ответил я и невольно усмехнулся. Смешок вышел короткий, плоский, но искренний. Вот так перемены – «положиться на Бассандера». После Рустама. После Воргоссоса. После сражения на «Демиурге». – Доверимся ему.

– Лорд Марло!

Повернувшись, я увидел в дверях у терминала бритоголового юношу, спешащего ко мне. Я присмотрелся и понял, что это не человек, а гомункул, один из императорских пажей, генетических евнухов, обслуживавших Соларианский престол. Раньше я видел их только в белых напудренных париках и всегда полагал, что они с рождения лысы, но этот парень, проведший два года в бункере, опроверг мои предположения. Без ухода и необходимости соблюдать придворный протокол у него отросли брови и короткий ежик волос.

Волосы были ярко-рыжими, как угасающее пламя.

Я едва не принял гомункула за одного из имперских принцев. Волосами, изумрудными глазами и бледной кожей он напоминал Александра и его братьев. Я задумался. Неужели императорских слуг выращивали из того же генетического материала, что и самого императора? Я вдруг вспомнил старого Салтуса, длиннорукого матроса с «Эуринасира».

«Мы оба гомункулы, – говорил он мне. – Оба выплеснулись из одной бутылки».

– Милорд, – отдышавшись, обратился ко мне паж. – Милорд! Господин Никифор послал за вами! Идемте скорее! В командный пункт! Там голограмма!

– Говорите внятно, сирра, – поднял я обе ладони, успокаивая разгоряченного пажа.

Гомункул торопливо кивнул и сглотнул.

– Ваша светлость, там Бледные! Их вождь на связи!

– Где император?

– В командном пункте, ваша светлость, но Бледный отказывается с ним говорить!..

Паж запнулся, покосившись на механиков, занятых заправкой транспорта. Они остановились, прислушиваясь и приглядываясь.

– Он требует вас!

Ведомый за руку страхом, я последовал за евнухом по людным коридорам и винтовым лестницам к центру бункера, где располагалось водохранилище и командный пункт. С каждым шагом я все сильнее ощущал взгляды прохожих, слышал, как летит в спину нам с Лорианом шепот солдат и выживших придворных в перепачканных роскошных одеждах. Пару раз кто-то попытался дотронуться до моих наплечников или бока, до моего порванного плаща.

Я едва находил силы это терпеть.

Меня считали спасителем, но мое прибытие в это сырое подземелье лишь приблизило роковой конец. Если паж говорил правду, если Дораяика сам явился сюда… мне не хотелось ни думать об этом, ни видеть надежду во множестве глаз.

Дверь в императорский штаб была открыта, и, покосившись на экскувиторов, я увидел в их хромированных доспехах свое темное отражение. Их белые накидки посерели от долгого пребывания под землей, стали напоминать крылья ночных мотыльков. На секунду я посмотрел в лиловый глаз, отразившийся от зеркальной маски рыцаря.

Каким пустым показался он мне, каким безжизненным и бесцветным стал от одной лишь мысли о новой встрече с Дораяикой!

Но когда спектральный образ посреди тусклой комнаты повернулся ко мне навстречу, я увидел не Дораяику. И даже не Хушансу, этот красноглазый легион.

На многоногом железном троне восседал князь Угин Аттаваиса. На нем не было старых кобальтовых доспехов, в которых оно появилось на вече аэтаванни. Их сменила белая ребристая броня с символом шестипалой когтистой руки на груди. Аттаваиса больше не было князем. Не было аэтой.

Оно стало вайяданом: воином, любовником, генералом и рабом. Пальцем «Белой руки» Пророка.

– Daratolo! – воскликнуло оно, увидев меня. – Ты жив! А я думало, Хушансе привиделось.

Аттаваиса говорило, перебирая пальцами золотую цепочку. Что-то у него под ногами стонало и шевелилось, и я с ужасом понял, что это мужчина. Лицо раба было избито, один глаз заплыл и сочился гноем, а черно-желтый от синяков живот был неестественно раздут.

Я отвел взгляд от полуголого раба, незаметно сжав кулаки под плащом.

«Страх отравляет».

Я промолчал, не доверяя своему языку. Посмотрев сквозь голограмму, сквозь рогатую спинку трона Аттаваисы, сквозь окна и звезды, я увидел на другом конце комнаты императора, а рядом с ним – внимательно глядящего на меня Никифора. Все присутствующие как будто застыли; мужчины, женщины, солдаты и дипломаты, простые техники, герцогиня и сам кесарь ждали, как я себя поведу.

А я молчал.

– Очевидно, боги сохранили тебя для своих целей. – Аттаваиса обнажило прозрачные зубы; его язык высунулся и изогнулся вверх в зловещем предвкушении. – И теперь доставили ко мне.

– Раб, где твой хозяин? – раздался спокойный голос, и я лишь через несколько долгих секунд понял, что мой; тон был удивительно сдержанным. – Если ваши боги и привели меня сюда, то уж точно не для того, чтобы беседовать с кем-то вроде тебя.

Аттаваиса вздрогнуло и подтянуло цепь, на которой держало раба. Мужчина упал к ногам бывшего князя, и Аттаваиса поставило когтистую ногу на спину несчастного, как на табуретку. Точно так, как в моих видениях Дораяика поступил с императором.

– Нам известно, что ты встретился со своим императором, – произнес вайядан, использовав слово на галстани.

Страх покинул меня. Теперь мои догадки получили подтверждение. Дораяики не было в системе Перфугиума. Мой разум прояснился, стал холодным, как ветер в горах Анитьи.

– Сдавайся,