поодаль увидел и Шарпа. Без шлема со знаками отличия я распознал его по ожогу на лбу. В болезненно-сером освещении его бритая голова пылала.

– Мои спутники пойдут со мной, – сказал я.

Пока мы следовали за сэром Греем по витиеватым коридорам, на нас отовсюду таращились призрачные лица. Спящие не двигались в своих ледяных склепах; их обнаженные тела, прикрытые лишь затемненным стеклом, как будто держались на плаву в противоожоговом растворе, пока трубки и кровоотводы поддерживали их в холоде и обеспечивали наполнение легких.

– Мы погрузили на шаттлы, сколько смогли. – Райнхарт на ходу постучал по крышке одной из капсул. – Но недостаточно. Его величество хотел переправить всех колонистов в центральные провинции, на Несс или Гододин.

– Гододин? – переспросила Валка. – Почему туда?

– Раньше там тоже было хранилище, – ответил Райнхарт. – Давным-давно, когда центаврийские провинции только осваивались, а граница проходила прямо здесь.

В его голосе прозвучала ироничная тщетность, когда он свернул за угол в сводчатый коридор. Тут выстроились марсиане и другие солдаты в клетчатой серо-золотой форме – вероятно, перфугианские гвардейцы, – несли дозор у открытых дверей в два локтя толщиной. Начальник дозора, суровая женщина с острым подбородком, в перфугианской форме, молча поприветствовала нас с директором.

– Мы надеялись распределить их, чтобы заново заселить разоренные планеты, но теперь… – В голосе логофета звучало искреннее сожаление. – Теперь им повезет, если вообще удастся унести отсюда ноги.

– Хоть кого-нибудь получилось отправить с планеты? – спросил я, остановившись, чтобы пропустить марширующую наперерез колонну солдат, лязгающих саблями по каменным стенам.

– С планеты удалось, – задумчиво ответил сэр Грей. – Но лишь на корабли.

– А корабли… – снизу, как будто из моей подмышки, раздался голос Лориана.

Корабли были уничтожены. Все мужчины, женщины и дети, которых император намеревался вернуть в сердце Империи, погибли. Все до единого.

– А вы как здесь замуровались? – спросил я, срываясь вслед за директором и едва не потеряв равновесие. В голове стоял болезненный гул, и я невольно схватился за затылок. – Почему не улетели?

Райнхарт обернулся и посмотрел на меня так, будто не ожидал столь глупого вопроса.

– Мы были здесь, когда они атаковали.

Он повернулся обратно и сказал сквозь пар:

– Его величество лично руководил эвакуацией.

– Что? – вырвалось у Валки. – Серьезно?

Я жестом попросил ее замолчать.

– Вы наверняка предупредили его о возможных рисках? – спросил я.

Я еле поспевал за Райнхартом. После нескольких часов без сознания мне тяжело было держать шаг. И я понимал изумление Валки. Она уже несколько веков путешествовала со мной, но оставалась тавросианкой до мозга костей и до сих пор удивлялась, когда кто-то из нашей знати демонстрировал добродетели, отчасти соответствующие их чужеземным ценностям. Я же удивился не столько самому проявлению заботы о ближнем, а тому, что кесарь даже здесь оставался кесарем. Он был слишком ценен. Он был осью, на которой вращались все наши планеты.

– Он кесарь, милорд, – повторил мои мысли Райнхарт. – Я не могу ничего ему запретить.

Я задумался и опустил голову. Райнхарт еще не закончил:

– Он сказал, что так поступили бы вы.

– Я? – От удивления и замешательства я резко вздернул подбородок.

– Черная планета! – выпалил Лориан. – Да это заразно!

– Похоже на то… – нехотя признала Валка.

Мне хотелось возразить, запротестовать.

Я выдал Сириани названия планет из императорского турне. Не смог убедить его величество отменить поездку; напротив, вдохновил его продолжать это сумасбродное действо.

Перфугиум. Ванахейм. Баланрот.

Я был во всем этом виноват. Только я, и никто иной.

Что с того, что Дораяика уже выпытал список планет у других? Это я привел этих других прямо в логово Пророка, допустив непростительную оплошность на Падмураке. Я завел всех нас в лотрианские сети и не смог из них выпутаться. Не помогли ни мои знания, ни мои сверхъестественные способности.

Райнхарт повернулся и двинулся дальше по коридору, обойдя группу солдат в серо-золотой форме дома Валавар, правителей Перфугиума. Вслед нам несся шепот.

– Это он?

– Полусмертный?

– Сколько тут осталось? – спросил я.

– В заморозке? – уточнил Райнхарт, не оборачиваясь. – Восемь миллионов семьсот тридцать тысяч.

Его голос дрогнул, когда он добавил:

– На… корабли перед нападением успели переправить почти триста тысяч. Мы рассчитывали увезти с собой на Несс два миллиона человек.

– Мне жаль, что так вышло, – произнес я.

– А сколько человек держат оборону? – уточнил мой вопрос прагматичный Лориан.

– Шесть тысяч, – не сразу ответил директор Разведывательной службы.

– Шесть тысяч? – опешила Валка. – Так мало?

Императора сопровождали несколько миллионов человек. Одних гомункулов-евнухов – дворецких, денщиков, поваров, портных, уборщиков, парикмахеров, тренеров, писарей и пажей, выращенных в специальных резервуарах и сотканных на генетических станках наподобие тех, где выводили нас, палатинов, – было больше десяти тысяч. Все, кого я встречал в оживленном лагере на Картее, включая, как я впоследствии узнал, князя Рафаэля Хатима и его наложниц, все придворные и повесы, кружившие вокруг императора, как планеты вокруг солнца…

Все они погибли.

– Выжили только те, кто в момент нападения находился на планете, – сказал Райнхарт. – Мы с лордом Булсарой, еще кое-кто из старших офицеров. Герцогиня Валавар тоже с нами, как и вся ее семья. Мы спасли всех, кого смогли. – Он остановился перевести дух, успокоить эмоции, которые отражались на его лице. – В городе есть и другие убежища, не соединенные с хранилищами колонистов. У нас есть сведения, что несколько сотен тысяч жителей до сих пор спасаются в лесах. Пока Бледные не перерезали все линии, мы держали связь с парой убежищ в Бассейне Торвик к западу отсюда. – Директор как будто сдулся, уменьшился, придерживаясь за ледяную капсулу для фуги у левой стены. – Потом связь пропала. Думаю, вся планета теперь безмолвна.

– Неправда! – возразил я. – Мы слышали в городе колокола!

Райнхарт обернулся; в его бледных глазах вспыхнули искорки.

– Не давайте мне ложной надежды.

У меня не было столько надежды, чтобы так запросто раздавать.

– Oft hope is born when all is forlorn, – произнес я.

– Это… английский? – спросил Райнхарт, не понимая.

– Да, – ответил я и перевел[12].

Эта цитата была древней и ходила еще в Золотую эру, до Вознесения человечества, до Войны Основания, даже до смерти Фелсенбурга. Почему я ее вспомнил? Где прочитал?

– Марло, вашими бы устами… – произнес Райнхарт и отвернулся. – Хорошо, что хотя бы принц уцелел. Он с вами?

– Да, – подтвердил я.

– Здоров?

– Он был бы здесь, если бы я не воспротивился. Ему пришлось не по нраву оставаться, в то время как князь Джадда отправился в битву. – Я преувеличивал, но Райнхарт, кажется, не обратил внимания.

Александр не вызывался отправиться с нами, хоть и жаждал спасения отца, а директору не мешало немножко воодушевления.