болгарского цикла датированы «Тойла. 31 августа — 4 сентября 1932» и были прочитаны только во время второго приезда в страну. Поэт точно и зримо воссоздаёт настроение морозного дня в таверне, заснеженной дороги в горах, холодных, опустевших келий монастыря, находясь в летней дачной обстановке. Именно так призывал Маяковский «делать стихи»: «...для делания поэтической вещи необходима перемена места или времени... Перемена плоскости, в которой совершился тот или иной факт, расстояние — обязательно... Для лёгких, для мелких вещей такое перемещение можно и надо делать (да оно и само делается) искусственно.

Хорошо начинать писать стих о первом мае этак в ноябре и в декабре, когда этого мая действительно до зарезу хочется.

Чтобы написать о тихой любви, поезжайте в автобусе № 7 от Лубянской площади до площади Ногина. Эта отвратительная тряска лучше всего оттенит вам прелесть другой жизни. Тряска необходима для сравнения».

Не все стихи Северянина подпадали под это правило, сформулированное Маяковским. Встречались и «дорожные импровизации» — прекрасно освоенный поэтом вид путевого наблюдения, пейзажной зарисовки или жанровой сценки.

В Болгарии не оставалось времени для такой фиксации впечатлений. Уже 29 ноября 1931 года гости выехали в Пловдив, сопровождаемые писателями и сотрудниками библиотечного общества «Книга на книгите». 30 ноября и 1 декабря в салоне Военного клуба прошли поэзоконцерты Северянина, затем экскурсия по старому городу. 3 декабря Северянин выступил в Старой Загаре.

Афишка по-болгарски:

«У нас в гостях известный русский поэт Игорь Северянин, который 3 декабря в четверг в 6 ч. пополудни в салоне “Театр” прочтёт свои стихи при участии г-жи Марии Грубешлиевой, гг. Георгия Илиева, Ал. Карпарова, Сл. Красинского, Ив. Мирчева, Мирослава Микиева и Ив. Христова, которые будут ещё читать свои произведения.

Вход 5 и 10 левов».

Северянин писал Евдокии Штрандель:

«Стара Загара

Дав в г. Пловдив два вечера, прибыли сюда, где сегодня состоится вечер. Холодные солнечные дни. Простудился, чихаю и кашляю. В Софию предполагаем вернуться 15.XII утром. Завтра в 10 ч. утра едем в Казанлык».

В Казанлыке он получил букеты знаменитых казанлыкских роз. В газетах отмечалось, что в отличие от этих успешных выступлений в Сливене никто заранее не объявил о вечере, зрители из рабочей среды были настроены к эмигранту критично, чем огорчили Северянина. Поэт вновь повторял, что он не эмигрант, не беженец, а дачник.

Гостеприимная встреча ждала поэта в Великом Тырнове, где 8 декабря состоялось выступление в библиотеке «Надежда» — в этом зале в своё время состоялось первое заседание Народного собрания Болгарии после освобождения от турецкого ига. Впечатления от окрестностей отразились в стихотворении «Тырново над Янтрой».

5 декабря состоялось выступление перед студентами Софийского университета. В Плевене Северянин выступал 10—11 декабря. 14 декабря ему удалось посетить софийскую оперу — он слушал «Фауста» Гуно. Поездки в Варну, Шумен и далее пришлось отменить — слишком утомительно.

Из письма Августе Барановой от 5 декабря узнаём подробности:

«С 12.XI мы обретаемся в Болгарии, встречая повсеместно самый сердечный, самый воистину братский и восторженный приём. Дал в Софии два концерта, в Пловдиве два, один в Стара Загора. Отсюда едем в Сливен, Рущук, Тырново, Варну, Шумен, Плевну и Ловеч. Вернёмся в Софию около 15.XII, где предположен третий концерт, а потом с Божией помощью в Белград и дальше. <...> В Софии встречаемся ежедневно с Масалитиновым, Краснопольской, Любовью Столицей, А. М. Фёдоровым, вдовой Нестора Котляревского и мн. др. Болгарское общество приглашает на обеды и ужины, министерство оплачивает отэль. Всё это очень мило и трогательно, но не менее утомительно. Часа нет свободного. С утра фотографы, интервью, редакторы, почитатели. А в провинции, во всех городах, ходят барабанщики, сзывают грохотом барабана толпу и громогласно объявляют, — просто кричат, — о моём концерте! Так что имя моё звучит повсюду, даже на перекрёстке улиц».

Любовь Столица. «Самый верный из нас северянин...»

В дни этих встреч Любовь Столица написала стихи «Игорю Северянину», в которых выразила восхищение близким ей русским духом его поэзии.

Самый верный из нас северянин, Белых зорь и сугробов друг, Всё крылат, но как будто ранен, Прилетел он сюда, на юг. * * * Песнь — ина. И звучит по-иному. Пригорюниться манит... вздохнуть... Золотое подводное дно мы Видим в ней... И — земную суть. * * * Слышим шорох сосновый хрусткий И души священный сполох... О, какой его путь весь — русский! Дерзновенье — страданье — Бог. * * * Мнится он, Северянин Игорь, Пьющий оцет, как раньше вино. Будет с Тем, чьё, как благо, иго И чьё бремя легко, как венок! (1931 г., 7/30 ноября, София)