Но самое нестерпимое и безнадёжное было то, что больше всего ржавшие и гикавшие — сами такие же, — со вчерашнего состязания.

Вся разница, что они уже поняли немодность Северянина, заменили его (худшим!) Шершеневичем...»

Цветаева обнаруживает знание и точное понимание особенностей поэзии Игоря Северянина. Но были ли они лично знакомы? Можно предположить, что встречались в литературных салонах и не пропускали поэтических выступлений. Во всяком случае, спустя восемь лет после отъезда из Москвы Северянин начал свой сонет из цикла «Медальоны» с очень точного портрета поэтессы, любившей курить мужские папиросы и носить зелёное — по цвету глаз — платье.

Блондинка с папироскою, в зелёном, Беспочвенных безбожников божок, Гремит в стихах про волжский бережок, О в персиянку Разине влюблённом. Пред слушателем, мощью изумлённом, То барабана дробный говорок, То друга дева, свой свершая срок, Сопернице вручает умилённой. То вдруг поэт, храня серьёзный вид, Таким задорным вздором удивит, Что в даме — жар и страха дрожь — во франте... Какие там «свершенья» ни верши, Мертвы стоячие часы души, Не числящиеся в её таланте... («Цветаева», 1926)

Встреча Марины Цветаевой с Игорем Северяниным в эмиграции состоялась лишь в феврале 1931 года, когда он впервые приехал в Париж и смог дважды выступить перед жившими во Франции русскими слушателями.

На концерте присутствует Марина Цветаева, рассказавшая в письме Саломее Андрониковой-Гальперн от 3 марта 1931 года: «...Единственная радость (не считая русского чтения Мура, Алиных рисовальных удач и моих стихотворений) — за всё это время — долгие месяцы — вечер Игоря Северянина. Он больше чем: остался поэтом, он — стал им. На эстраде стояло двадцатилетие. Стар до обмирания сердца: морщин как у трёхсотлетнего, но — занесёт голову — всё ушло — соловей! Не поёт: тот словарь ушёл.

При встрече расскажу всё как было, пока же: первый мой ПОЭТ, т. е. первое сознание ПОЭТА за девять лет (как я из России)».

Многим запомнился поэзовечер в зале «Шопен» в Париже 27 февраля 1931 года, где Северянин читал стихи из книги «Классические розы», в том числе и стихотворение «Вода примиряющая» (1926).

Сам от себя — в былые дни позёра, Любившего услад душевных хмель — Я ухожу раз в месяц на озёра, Туда, туда — «за тридевять земель»... Почти непроходимое болото. Гнилая гать. И вдруг — гористый бор, Где сосны — мачты будущего флота — Одеты в несменяемый убор... ............................................................... Так как же мне от горя и позора К ненужью вынуждающей нужды Не уходить на отдых на озёра К смиренью примиряющей воды?..

Цветаева воспринимала новые стихи Северянина в широком контексте — двадцатилетия его творчества.

Как трогательно поэтесса ставит своё отношение к Северянину в ряд самых дорогих — рядом с детьми, Алей и Муром! О том же восторге перед истинной поэзией она писала и близкой подруге Анне Тесковой. Но самое полное выражение переполнявших её чувств отразилось в письме самому Игорю Северянину, в письме, которое по каким-то причинам осталось неотправленным и неизвестным адресату. А как он нуждался в таком восторженном слове собрата по перу, в таланте которого он отметил много бурных перемен, но нет «стоячих часов души»! Нет застоя, фальши, старения, а есть задор, что рождает «в даме — жар и страха дрожь — во франте».

«ПИСЬМО ИГОРЮ СЕВЕРЯНИНУ

Начну с того, что это сказано Вам в письме только потому, что не может быть сказано всем на свете. А не может — потому, что в эмиграции поэзия на задворках — раз, все места разобраны — два; там-то о стихах пишет Адамович, и никто более, там-то другой “ович” и никто не более, и так далее. Только двоим не оказалось места: правде и поэту.

От лица правды и поэзии приветствую Вас, дорогой.

От всего сердца своего и от всего сердца вчерашнего зала — благодарю Вас, дорогой.

Вы вышли. Подымаете лицо — молодое. Опускаете — печать лет. Но — поэту не суждено опущенного! — разве что никем не видимый наклон к тетради! — все: и негодование, и восторг, и слушание дали — далей! — вздымает, заносит голову. В моей памяти — и в памяти вчерашнего зала — Вы останетесь молодым.

Ваш зал... зал — с Вами вместе двадцатилетних... Себя