Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что, остаток своих дней я вынужден буду влачить среди всех этих рогатых умников?
– У тебя есть более удачный план? – язвительно осведомилась Аллана. – Ну так действуй! Чего же ты ждешь? Давай, лети на Землю!
Я немного остыл:
– Ладно. Меня тоже можно понять...
– Можно, но не нужно, – отрезала девушка.
Я обиделся.
Вот так: никто меня не любит, никто не приголубит. Пойду я на помойку, наемся червяков...
Тьфу, блин! Никуда я, конечно, не пойду. И помирать мне еще рановато! Аллана совершенно права: подумаешь, журналисты. Это ничего. Потренироваться немного перед зеркалом. А недели через две все про меня забудут. Только отчего же мне так сильно хочется домой? Нет, не к Наташке, и не на работу, а именно прошвырнуться по улицам родного города, встретить Димку Бехтерева, тяпнуть с ним по бутылочке-другой «Балтики», пошвырять камушки с набережной Исети. Понимаю, что все это чистейшей воды детство, да поделать с собой ничего не могу. Пока жил, пока в армии был – никогда так резко не испытывал чувство такого полного одиночества, такой тоски по Родине. Грех сказать: там ведь у нас и бычки на улицах валяются, и бутылки из-под водки, и использованные одноразовые иглы. Помойка, а не город. Это только центр вылизывают, а окраины – как любой маленький заштатный городок. Так что же меня тянет обратно? Комп? Нет, к чести сказать, за последнее время, мне кажется, я вдруг понял: не это главное...
А тут Аллана. Впрочем, она на меня даже не смотрит. Грустно. Журналисты вон что про нас понасочиняли. А я сижу на кровати один, в этом дурацком имперском комбинезоне, в том самом, который снял с электронного юнита и который душ в квартире Алланы постирал мне и заштопал, в ботинках с треснувшей пополам подошвой, весь взмыленный, немного осоловевший от стремительно меняющихся событий, и готов расплакаться от обиды на весь мир. Я домой хочу, в Екатеринбург!
И чего это я нюни распустил?..
Принесли еду. Просто звякнул колокольчик и на пороге появился бесенок в белом костюме. Выглядело это немного комично: черт-арапчонок в ангельских одеждах невинности. Видимо, обслуживающий персонал здесь не имел права носить черные костюмы, как охранники. Что ж, похоже, касты существуют везде. Перед собою служащий самолично катил тележку с тарелками и стаканами. Сначала мне это показалось дико. Я ожидал обычного появления еды из стен, из специального люка. И – здравствуйте, я ваша тетя! Несколько мгновений я тупо смотрел на бесенка, а потом расхохотался. Это надо же, в Империи прожил без году неделю, а уже так привык к компьютеризации всей жизни, что нормальные человеческие условия кажутся мне провинциальным жеманством и сплошной нелепицей. Неужели и в этом Аллана оказалась права? К комфорту быстро привыкаешь и уже просто не в силах потом добровольно от него отказаться? А как же наши святые угодники жили? Вот где кошмар. Кажется, Серафим Саровский обитал в одной берлоге с медведем – и ничего... Хотя постой. Они, Серафим и медведь, все-таки просто в одном лесу жили, по соседству, но каждый день по лапе здоровались. Вечно в голову всякая чушь лезет. Одно правда: это только святые и дураки могут легко менять роскошь на нищету, удобства на традиции, кроссовки на лапти, джинсы на портки. А я вот не умею, не обучен. Да и не хочу к тому же!
Еда приехала. Так, интересно, чем нас попотчуют дьяволята? Может, как и положено нечистой силе, они мясо кушают? Хотя вряд ли. У них же все должно быть экологически чистым: и лицо, и мысли, и одежда, и марихуана. Я сунул нос в одну из тарелок. Там лежало нечто похожее на студень. И вдруг это нечто пошевелилось и подмигнуло. По крайней мере мне так показалось. Я даже вздрогнул от неожиданности.
Служащий невозмутимо прошествовал до обеденного стола, расставил блюда в какой-то странной, но выверенной последовательности. Что-то я совсем есть расхотел. И спать тоже. Сейчас бы поразмяться немного: морду, там, журналисту набить, от пола отжаться. Да только что Аллана скажет?
Хм, с каких это пор я стал оглядываться на мнение каких-то там инопланетянок?
Бес в белом костюме тронулся было в обратном направлении, но вдруг остановился. Физиономия этого служащего была какой-то заговорщической и необычайно хитрой.
– Тс-с-с! – Бесенок приложил свой розовый пальчик к губам. – Если хозяин узнает, что я разговаривал с клиентом, меня уволят.
Я растерянно моргнул. Нет, мне это все определенно нравилось. Ни минуты без злоключений. Этому-то что от меня надо? Я вроде бы не наследный принц Ада. Впрочем, может быть не все демоны повернуты на экологии, может быть, у них тут действует движение Сопротивления. Оппозиция. Партизаны.
– Чего тебе? – Я лихорадочно вспоминал, как должен вести себя человек, облеченный властью.
Вдруг у них, у Чужих, тоже готовится заговор? А я идеально подхожу на роль короля. Мне только и нужно, что задрать нос и начать собою гордиться.
– Вы правда бежали из Империи?
Ну вот, даже и помечтать нельзя. Еще один журналист. Ладно, посмотрим, что эта птаха запоет:
– Ну и что? Да, я Иван Соколов. Экзорцист. У себя на родине состою почетным Магистром в Ордене тамплиеров и иезуитов. Сам лично замучил до смерти трех демонов.
Бес равнодушно пожал плечами: мол, не понимаю.
Ах ты, рожа рогатая! Ангелом себя, что ли, возомнил? Не прорубает он! Все они журналисты такие, сначала тюльку травят, а потом небылицы в газете пишут.
Служащий нервно оглянулся, достал из внутреннего кармана электронную записную книжку и протянул мне:
– Напишите что-нибудь, типа: «Ниннине на память». Это моя девчонка. Она коллекционирует автографы всех знаменитостей. Пожалуйста! Для меня это очень важно. Она говорит, что я для нее малолетка и беспомощный юнец, а это не правда, мистер Соколов. Когда я ей принесу ваш автограф, ей придется поменять свое мнение относительно меня.
Вот так. Мне стало стыдно. Эк я себе накрутил в мозгах, чуть самого Федора Михайловича не переплюнул. А ларчик-то просто открывался. У парня просто не клеится на любовном фронте. Ну ничего, это дело поправимое. Странно, я даже испытал некую симпатию к этому бесу. Подумаешь, черт, зато чувствует, переживает, из-за бабы убивается, не то что граждане Империи.
Я покрутил записную книжку и не обнаружил на ней кнопок. Ни одной. Это было что-то похожее на складное зеркальце. Внутри этой книжки с одной стороны – мерцающий монитор, с другой – серебристая поверхность. А снаружи – как дорогой портсигар. Я, конечно, понимал, что должен чего-то накарябать, но вот как? Чего он мне такое подсунул?
– Пожалуйста, быстрее.
– Э-э-э... – Я покраснел, – я с Земли. Нас там только по-русски писать учили, да и то с ошибками. Говорили, что ежели сочинение слишком хорошее, то откуда-нибудь списанное.
– Приложи палец к серебристой поверхности и подумай о чем-нибудь хорошем, – сказала Аллана и отвернулась. – Не забудь мысленно сказать: «Ниннине на память от Ивана».