Она перепугалась и неотступно следила за мной, словнокожаная маска могла каким-то образом передать выражение моего лица.

– Пойдем, ты должна научиться открывать саркофаг, –позвал я. – Но до того я должен передать тебе еще своей крови. Я столькоубивал, у меня есть что отдать, и ты должна выпить все. Иначе ты никогда небудешь сильной, как Амадео.

– Но... я переоделась, – сказала она. – Я нехочу испачкать платье кровью.

Я засмеялся. И долго смеялся без умолку. Вся золотая комнатасотрясалась от моего смеха.

Она непонимающе взирала на меня.

– Бьянка, – нежно сказал я, – обещаю, что непролью ни капли.

Проснувшись, я час пролежал без движения, испытывая слабостьи острую боль. В действительности боль оказалась так сильна, что лучше былоспать, чем бодрствовать, и я задремал. Мне привиделись события давно ушедшихдней, когда мы с Пандорой были вместе и казалось, ничто и никогда не сможетразлучить нас.

Из беспокойного сна меня вырвали крики Бьянки.

Она все кричала и кричала от ужаса.

Я поднялся, обнаружив, что по сравнению со вчерашней ночьюсил прибавилось, и, убедившись, что перчатки и маска на месте, я подполз к еесаркофагу и позвал ее.

Она кричала так отчаянно, так громко, что поначалу даже неслышала меня. Но в конце концов затихла.

– У тебя хватит сил сдвинуть и поднять крышку, –заговорил я. – Вчера ночью я тебе все показал. Упрись руками в крышку идвигай.

– Выпусти меня, Мариус, – всхлипывала она.

– Нет, ты должна справиться сама.

Она приглушенно расплакалась, но последовала моим указаниям.С резким скрежетом мраморная крышка сдвинулась в сторону, и вот, расчистив себепуть, она встала и выбралась на свободу.

– Подойди ко мне, – велел я.

Она подчинилась, дрожа от рыданий, и облаченной в перчаткурукой я погладил ее по спутанным волосам.

– Ты знала, что у тебя хватит сил. Я показывал тебе, каксдвинуть крышку силой мысли, не прибегая к помощи рук.

– Пожалуйста, зажги свечу, – взмолилась она. – Мненужен свет.

Я выполнил ее просьбу.

– Ты должна найти покой в своей душе. – Я глубоковздохнул. – Ты сильная, а после сегодняшней охоты станешь еще сильнее. Ая, по мере того как буду возвращать себе былое могущество, стану передаватьтебе Кровь.

– Прости мой страх, – прошептала она.

У меня не хватало сил ее утешать, но я понимал, что ейнеобходима даже та малость, которую я способен ей дать. На меня снова сыпалисьжестокие удары: мой мир повержен, мой дом разрушен, мой Амадео похищен.

В полузабытьи я увидел Пандору, такую, как раньше: она неупрекала, не изводила меня, но улыбалась, разговаривала, словно мы вдвоемсидели в саду у каменного стола и по обыкновению беседовали.

Но все прошло. Все кончено. Амадео больше нет. Мои картиныпропали.

Снова подступили отчаяние, горечь, унижение. Никогда недумал, что со мной может произойти нечто подобное. Никогда не думал, что могубыть так несчастен. Я-то считал себя всемогущим, самым умным, выше низменныхстраданий.

– Идем, Бьянка, – сказал я. – Нам пора, нужнораздобыть крови. Пойдем. – Утешая ее, я утешался и сам. – Ну-ка, гдетвое зеркало? Где твои гребни? Позволь, я расчешу твои прелестные волосы.Поглядись в зеркало. Разве Боттичелли когда-нибудь доводилось рисовать такуюкрасавицу?

Она вытерла алые слезы.

– Ты больше не грустишь? – спросил я. – Загляни впотаенные глубины своей души. Объясни себе, что ты бессмертна. Объясни, что усмерти нет власти над тобой. Здесь, в темноте, свершилось чудо, Бьянка. Тыстала навеки молодой, навеки прекрасной.

Несмотря на все желание, я не мог поцеловать ее и потомувложил в слова те же чувства, что вложил бы в поцелуи.

Она кивнула и посмотрела на меня. Лицо ее озарилосьпрелестной улыбкой и на мгновение приобрело мечтательное выражение, котороезаставило меня вспомнить о гениальных творениях Боттичелли и о самом художнике,находившемся на безопасном расстоянии от этих кошмаров, спокойно коротавшемсвой век во Флоренции вне досягаемости от моих желаний.

Я вынул из ее свертка гребень. Провел по волосам. И заметил,что она внимательно следит за маской, закрывавшей мое лицо.

– В чем дело? – мягко спросил я.

– Хочу посмотреть, как сильно...

– Нет, не нужно, – ответил я.

Она снова разрыдалась.

– Но как тебе исцелиться? Сколько ночей тебе еще страдать?

Счастливое настроение вчерашней ночи испарилось.

– Идем, – позвал я, – нам пора на охоту. Одевай плащи следуй за мной. Все будет как вчера. Ни на минуту не сомневайся в своей силеи делай только то, что я говорю.

Она не послушалась, а осталась стоять с потрясенным видом угроба, облокотившись о крышку.

Наконец я устроился рядом и произнес немыслимую для меняранее речь.

– Ты должна быть сильнее меня, Бьянка, ты должна статьглавной. У меня сейчас нет силы на двоих, а ведь ты именно этого у меняпросишь. Я уничтожен. Я – развалина. Нет, не перебивай, дай мне договорить. Ине проливай слез. Послушай меня. Ты должна отдать мне свой запас сил, иначе намне выкарабкаться. Я обладаю могуществом, о котором ты и не помышляешь. Но донего еще нужно добраться. А до тех пор ты должна стать главной. Пусть намируководит твоя жажда, пусть руководит твое любопытство – ведь ты, несомненно,видишь мир совершенно иным и полна любопытства.

Она кивнула. В ее глазах появился холодок и идущее ейспокойствие.

– Как ты не понимаешь! – воскликнул я. – Если тыпродержишься вместе со мной несколько первых ночей, тебя ждет настоящеебессмертие!

Она закрыла глаза и застонала.

– Ах, как мне нравится слушать твой голос! – сказалаона. – Но мне страшно. Когда я проснулась в гробу, в темноте, казалось,мне снится отравленный сон, и я боюсь того, что с нами сделают, если узнают,кто мы, если мы попадем в их руки, если... если...

– Что – если?

– Если ты не сможешь меня защитить.

– Ах да, если я не смогу тебя защитить.

Я погрузился в молчание.

Мне опять казалось нереальным, что такое могло случиться.Сгорела моя душа. Сгорел мой дух. Сила воли подавлена, счастье разрушено.