Присоединение Крыма вызвало у многих россиян отклик, какого не ожидал Запад – а возможно, изначально не ожидал и сам Путин. Всплыли на поверхность глубокие обиды россиян за все страдания, что выпали на их долю во времена распада СССР, за национальное унижение 1990-х годов; теперь россияне испытывали гордость за свою страну, которая наконец-то встала на ноги и способна противостоять Западу. Еще в середине 1990-х годов Борис Ельцин учредил комиссию, чтобы установить, в чем заключается национальная идентичность России, но с тех пор вопрос «что такое быть русским» оставался открытым. Теперь, с присоединением Крыма, он, судя по всему, получил ответ, импонировавший традиционному русскому национализму и опасный в том смысле, что упор на этнических русских грозил охлаждением отношений со множеством проживающих в России национальных меньшинств. Но если смотреть в краткосрочной перспективе, то человек, против которого в 2011 году на Болотную площадь выходили рассерженные граждане, теперь купался в популярности и имел астрономические рейтинги. Действия в отношении Крыма и Украины могли привести к негативным последствиям во внешнеполитической сфере, но для внутренней политики это был выдающийся успех; антиамериканские настроения в России достигли уровня, не виданного с самых мрачных дней холодной войны.

А может быть, это и было начало новой холодной войны? Не придется ли США и России вернуться к сдерживанию и устрашению – политике, которая, как думали обе стороны, еще в 1992 году навсегда ушла в прошлое? Высказывания и с американской, и с российской стороны определенно навевают воспоминания о временах холодной войны. Но несмотря на внешнее сходство, новая ситуация имеет ряд фундаментальных отличий. Соединенные Штаты и Россия не вовлечены в глобальное противостояние, а лишь соперничают в пределах соседнего с Россией государства. США к этому моменту сильнее России в военном отношении, так что это уже не стратегическое соперничество, как прежде. К тому же Россия и США больше не идеологические соперники, хотя казалось, что идет именно к этому, – Россия стремится встать во главе «консервативного интернационала».

Но это не холодная война в ряде других отношений. Россия уже интегрировалась в глобальную экономику и больше не может позволить себе изоляцию от мировых рынков, а ее действия в Крыму и на Украине отрицательно сказались на ее экономике. Затем последовали западные санкции. Ограничения в отношении финансового и энергетического секторов России окажут значительный и долгосрочный эффект на и без того слабеющую российскую экономику. В то же время глобализация – улица с двусторонним движением. В отличие от времен холодной войны, европейские экономики достаточно тесно интегрированы с российской, российские контракты обеспечивают европейцам сотни тысяч рабочих мест, и на Россию приходится более трети общего объема поставок энергоносителей в Европу. Так что цена санкций высока и для России, и для Европы. Отсюда и сдержанность Европы в вопросе присоединения к жестким санкциям Соединенных Штатов. Впрочем, неуступчивость России вынудила даже Германию поддержать серьезные и чреватые долгосрочными последствиями банковские санкции.

Пусть отношения России с Западом и не стали новой холодной войной, США и их союзники вновь ведут до боли знакомые дебаты о том, как работать с Россией, которая явно не готова к сотрудничеству. Самое малое, до чего удалось договориться, – что следует сдерживать действия России в соседних с ней государствах и что предложение Путина защищать «соотечественников» в сопредельных странах, если вдруг они ощутят угрозу себе, может создать опасный прецедент для интервенций на постсоветском пространстве, в том числе в прибалтийские республики. Однако правда жизни состоит в том, что Россия находится рядом, располагает достаточным количеством войск и военной техники, чтобы оказать поддержку любой группе недовольных граждан в соседних странах, а Запад не ввяжется в войну с Россией из-за Украины или любого другого постсоветского государства. Поэтому Запад и прибег к санкциям, которые, несомненно, тяжело ударили по России, но судя по всему, лишь закалили решимость ее президента не сворачивать с взятого курса. Кроме того, в администрации Обамы возникли споры о том, стоит ли добиваться изоляции России. Наконец, члены НАТО согласились, что Запад должен вернуться к традиционной политике сдерживания, а само НАТО – к своей изначальной миссии, защищать Европу в соответствии с гарантиями, прописанными в ст. 5 устава НАТО. После крушения СССР в НАТО заговорили о новых задачах за пределами континента: казалось, в Европе воцарился мир. Но когда после вывода войск из Афганистана перед НАТО возникла перспектива кризиса идентичности, стало ясно, что альянсу следует вспомнить о своей изначальной миссии – защищать Европу от России. Правда, классическая политика сдерживания даст реальные плоды, только если все страны – члены НАТО согласятся тратить на оборону как минимум по 2 % своего ВВП в год – а от большинства союзников США ожидать этого не приходится.

При всех этих спорах о сдерживании России основные контуры решения украинского кризиса были понятны. Украина – как обещало новое правительство во главе с Порошенко – должна провести децентрализацию, которая обеспечит Восточной Украине больше финансовой и налоговой автономии и право избирать губернаторов. Это совсем не та радикальная федерализация, которой требовала Россия, но этого достаточно, чтобы те жители востока Украины, кто считал свои права попранными, поверили, что к их нуждам относятся с уважением. Русский язык также должен сохранить статус государственного. Украина соглашалась до поры до времени сохранять нейтралитет – тем более что членство в НАТО ей не предлагали – и в обозримом будущем не стремиться к членству в Европейском союзе, которое опять-таки не предлагается. Взамен Россия могла бы убедить сепаратистов выйти из игры, не поставлять им танки и живую силу и позволить правительству Порошенко приступить к восстановлению разоренной страны. Вопрос в том, как достичь точки, в которой такое решение конфликта станет осуществимым, и, разумеется, в том, заинтересована ли Россия в подобном исходе.

В конечном счете, невзирая на все нежелание США и Европы возвращаться к проблеме более общей архитектуры евроатлантической безопасности, Западу придется сесть за стол с Россией и ее соседями и разработать новую систему, в которой у России была бы своя заинтересованность. Понятно, что предложенный Медведевым еще в 2008 году проект договора по европейской безопасности для этой цели никак не подходит. Но пока Соединенные Штаты и Россия вместе с Европой не начнут договариваться о рамках, гарантирующих Европе целостность и свободу, угроза нестабильности и агрессии со стороны России по-прежнему будет нависать как над сопредельными государствами, так и над остальной Европой.

В обозримом будущем американо-российские отношения по-прежнему будут хрупкими и неустойчивыми. Сотрудничество по многосторонним вопросам, представляющим взаимный интерес, может продолжиться, однако ожидать двустороннего партнерства между Россией и США не приходится. Возможно, следующий президент США решится на новую перезагрузку. Возможно, новый президент России будет смотреть на мир иначе. Однако наиболее вероятный сценарий на будущее – это все более ограниченное партнерство, отягощенное грузом обманутых ожиданий.