Поначалу европейцы прохладно восприняли идею ввести против России санкции, будучи весьма заинтересованы в экономических связях с Россией. Но гибель рейса MH-17 послужила решающим фактором, изменившим их отношение к России. Как высказалась Ангела Меркель, «ответственность России не вызывает сомнений»{820}. Гибель такого числа европейцев – а потери Нидерландов в относительном исчислении превысили потери Соединенных Штатов в ходе террористических атак 11 сентября – и упорное нежелание России обеспечить доступ экспертов к месту падения самолета под предлогом, что она-де не имеет контроля над сепаратистами, ужесточили отношение Европы к России и к самому Путину. Вполне возможно, что Путин действительно не имел возможности давать прямые указания сепаратистам – сообщалось даже о столкновениях между различными их группами. Но поскольку сепаратисты по-прежнему получали российское оружие, а на границе с Украиной стоял значительный контингент российских войск, а также из-за упорного отказа содействовать международному расследованию катастрофы многие делали вывод, что виноват в трагедии именно Кремль. Потоки брани и обличительных выпадов в российских СМИ, а также конспирологические теории о причинах гибели малайзийского авиалайнера тоже немало способствовали тому, что европейская общественность отвернулась от России. Еженедельник Der Spiegel в совсем несвойственной для себя манере написал: «Здесь, в степях Восточной Украины, Владимир Путин показал свое истинное лицо. Когда-то президент России считался настоящим государственным мужем, а теперь в глазах международного сообщества стал парией»{821}.

После крушения рейса MH-17 Соединенные Штаты и Евросоюз ввели против России гораздо более жесткие финансовые санкции, имевшие серьезные последствия. За первые семь месяцев 2014 года отток капитала из России и без того уже достиг $75 млрд, превысив аналогичный показатель за весь 2013 года, а рубль существенно обесценился. Новые санкции резко ограничили доступ российских государственных банков к рынкам западного капитала, то есть к главному источнику иностранных заимствований. В рамках санкций компаниям из Евросоюза и США было запрещено предоставлять ведущим банкам, находящимся в собственности российского государства, финансирование сроком более чем на 30 дней. Это резко ограничивает возможности банков финансировать крупные проекты. Запреты коснулись и энергетического сектора России. В 2011 году при горячей поддержке Белого дома Exxon-Mobil и «Роснефть» заключили свою историческую сделку по Арктике. Теперь же санкции ограничили доступ российского энергетического сектора к новым западным технологиям{822}. Кроме того, были введены новые санкции на экспорт продукции военного назначения{823}. Самые серьезные споры возникли вокруг российского контракта с Францией на строительство вертолетоносцев «Мистраль»: продолжать ли его выполнение? Если бы корабли такого типа находились на вооружении у России во времена российско-грузинской войны, разгром Грузии стал бы вопросом нескольких часов. Многие страны НАТО всегда выражали опасения по поводу этого контракта, который помимо строительства вертолетоносцев предусматривал обучение во Франции российских моряков. Однако президент Франсуа Олланд с самого начала настаивал на необходимости исполнения контракта, указывая, что на кону стоит тысяча рабочих мест для французов{824}. И все же Франция в конечном счете приостановила сделку[79]. Лидеры европейского бизнеса выразили несогласие с санкциями, но им просто не оставили иного выбора, кроме как принять их{825}. Это были самые серьезные по своим последствиям санкции против России со времен окончания холодной войны; они стали образцом союзнической солидарности, пусть и выстраданной{826}. Стало известно также, что администрация Обамы приостановила проект по разработке мер доверия, который создал бы условия для беспрецедентного по масштабам сотрудничества между американскими и российскими учеными-ядерщиками{827}.

В ответ на санкции Россия предприняла шаги, которые, судя по всему, вредили ей самой. Был введен запрет на импорт определенных продуктов из всех стран, присоединившихся к санкциям Евросоюза и США. Путин грозил «запретить все, начиная с ведущих западных аудиторских фирм до транзитных перелетов европейских авиакомпаний через территорию России и замороженных американских цыплят»{828}. Почти немедленно в российских премиальных супермаркетах опустели полки, и оставалось только гадать, сколько ресторанов ввиду этих запретов смогут продолжить свою работу. По Москве пошли гулять навеянные санкциями шутки. «Слышали, появился новый деликатес? Белорусские устрицы!» И более язвительная острота: «Москва вслед за Вашингтоном и Брюсселем тоже ввела санкции против России».

Между тем бои на востоке Украины развернулись с новой силой: украинские военные, судя по всему, добивались серьезных успехов в уничтожении формирований сепаратистов, и через российскую границу поступали все новые подкрепления в виде бойцов и техники, помогающие сепаратистам оказывать действенное сопротивление украинской армии. Наконец, когда счет жертв боевых действий пошел на тысячи, украинцы и россияне в начале сентября достигли-таки соглашения о прекращении огня. Однако оставалось неясным, каковы дальнейшие шаги сторон и превратится ли Восточная Украина в очередную зону замороженного конфликта или будет стремиться войти в состав к России.

Напряженная и нестабильная патовая ситуация в Восточной Украине, постоянные словесные пикировки между Западом и Россией, угроза новых санкций и тревога о том, какие еще планы могут быть у России в отношении соседних стран – все это означало конец перезагрузки. Что привело к разрыву? И как в дальнейшем России и Соединенным Штатам работать друг с другом? Не пришло ли время вернуться к политике сдерживания?