отчуждения загрязнялась химически. О случаях биологического заражения до сих пор пока не упоминалось.

В зону отчуждения «Мёртвого кольца» попадали бывшие деревни и сёла, воинские части, бункеры, объекты транспортной и энергетической инфраструктур вроде депо или электрических подстанций. Поговаривали, угодили в неё и несколько малых городов, покинутых местными жителями, но не военными и спецслужбистами. Любителей поживиться брошенным имуществом и узнать тайны ничейной земли отпугивали военными патрулями, собаками, боевыми роботами, турелями, колючей проволокой, датчиками, видеокамерами, сенсорами и даже минными полями — линия разграничения «нормальной» территории и «Мёртвого кольца» больше походила на государственную границу.

Тем не менее, несмотря на высшую степень секретности и охраняемости, в пределы «Мёртвого кольца» посторонние постоянно умудрялись проникать с самыми различными целями. В силу огромной площади зоны отчуждения невозможно было поставить стража или защитное устройство на каждый метр. Поэтому вокруг радиоактивного пояса выросла целая индустрия проводников, охранников, посредников и торговцев, готовых предложить самые разные товары и услуги, связанные с «Мёртвым кольцом». Использовать в своих целях зону отчуждения пытались многие, начиная от обычных бандитов и заканчивая службами внутренней охраны крупнейших предприятий страны. Одни пытались здесь укрыться от врагов и «переждать бурю», вторые искали уникальные приборы и машины, третьи просто мародёрствовали в покинутых поселениях, четвёртые — самые ненормальные — просто ради романтики пытались исследовать данную территорию и раскрыть её тайны. Всех людей, на постоянной основе посещающих эти пределы, называли экспедиционерами.

На территории Советского Союза земли вроде «Мёртвого кольца» располагались не только в Подмосковье. Похожие, но площадью поменьше места располагались достаточно часто и раскидывались от Северного Урала до пустынь Туркменистана, от Карпат до тундры Чукотки. Их объединяли две вещи — отчуждённость и массовое радиоактивное заражение.

— Значит, просить содействия у военных не будем? — уточнил Ярослав.

— Исключено. — Боров помотал головой. — Ты знаешь, кто заказывал «зилки» с «секретом». Не исключено, что крот или его сообщник пасётся и в Минобороны. Ты будешь сам по себе. Карту ты получил?

— Так точно, Таня мне уже передала. Вещица достаточно старая… — немного посетовал Коломин.

— Это вспомогательный, а не основной инструмент. Твоим главным орудием остаётся «Зевс». С его помощью ты построишь идеальный маршрут, избежишь патрулей, мин и мародёров. Держись линии Гнёздно — Ивантеевка — Дубравино. Ни в коем случае не выходи к карьерам, иначе моментально обнаружишься дронами. Дозиметр — твой второй лучший друг после «Зевса», не нахватайся там гадости. Всю снарягу, включая антирадин, антихимин и микобактериовирусофаг, мы тебе выдали. «Эссанс неттуайянт» и «Антимикробин-1990» — средства эти тебе знакомы. Из всей поддержки у тебя — мы по спутнику и рации, а также отряд Пасечника. Он и ребята будут ждать у заброшенного КПП, точка «Эдуард», чтобы эвакуировать тебя и девчонку. Максимально уклоняться от встреч с людьми, стрелять только в случае крайней необходимости: в штатском там могут бродить армейские или КГБшные. В общем, задача не сложнее упавшего чукотского атомолёта. — Полковник побарабанил пальцами по столу, прищурился. — Тебе не кажется подозрительным, что информатор прислал тебе это письмо именно в тот момент, когда всплыла подробность про эту непонятную француженку и выяснилось, что чудо-режиссёр в своём экстравагантном музее прятал «наш» ЗИЛ?

— А ещё я собирался наведаться домой и на работу к убитому академику. — Ярослав привстал, собираясь уходить. — Время не терпит, товарищ полковник. Засада, не засада, ловушка, не ловушка — смогу узнать только по ходу дела.

— Ты, как всегда, справишься, но будь предельно осторожен, — на прощание пожелал Боровиков. — Не один храбрый и подготовленный человек сгинул в этом чёртовом «Мёртвом кольце». Я бы туда никогда добровольно не сунулся…

***

Колёса зелёной электрички мерно отстукивали свой ритм. В окошке проносился пейзаж загородной России: деревни с покосившимися домиками и заборами, бедные сёла, малые города, будки стрелочников, разъезды и переезды, перроны с покрошившимися бетонными краями, горящие и погашенные светофоры, пустые полустанки, пристанционные склады и гаражи, малые и большие депо, одинокие электровозы на вспомогательных путях, жёлто-седые поля, огороженные решётчатым забором лесные чащи, чёрные речки, заросшие озёрца, пруды и болота, деревянные и металлические столбы, бегущие вперёд рельсы (какие-то — блестящие от наката, какие-то — потемневшие от ржавчины) и электрические провода. Вакуумнодорожная колея всегда являлась символом бесконечного русского пути — почти всегда рефлексивно драматического и очень часто трагического. Ей сопутствовало небо — то с хмурящимися грозными тучами, готовыми в любой миг извергнуть из себя ливень, то с яркими солнечными просветами райской красоты, будто и вовсе не свойственными для этой местности. Центральная Россия средней полосы в её широколиственных и хвойных лесах проплывала за слегка мутноватым окном.

«Гвоздино», «Леспромхоз», «Фабрика имени Ильича», «Дачная», «Дачная-2», «Разъезд», «ЦНИИ АГРОПРОММАШ», «Выселки», «Речкино», «Маменьки», «Сосновая», «Сосенки» — очень часто подобные названия встречались на русских просторах. И в то же время, несмотря на явную повторяемость чувствовалось в них что-то уникальное, единственное в своём роде, родное и знакомое.

В это время на данном направлении людей в поезде оказалось мало. Из электротермоса пил чай неброско одетый парень, похожий на туриста. Дремала полная женщина средних лет со слишком завитыми золотистыми кудрями, сильно похожая на бухгалтершу или кадровичку. Пожилой мужчина, носивший визор для корректировки зрения, читал Гёте в старом, но твёрдом переплёте. Двое работяг играли в полувиртуальные шахматы на раскладном столике. Добрая старушка, имевшая три зелёных «киборгских» глаза — два вместо обычных человеческих и на лбу, поправив платочек в крапинку, тоже любовалась пейзажем и время от времени поглаживала АК-47-Э в брезенте и авоське, словно это была её кошка. Перевозить оружие таким способом не воспрещалось.

Электричка начала тормозить, и снаружи стал проноситься пустой, открытый всем ветрам перрон. Кроме Ярослава, больше никто выходить не собирался.

— «Гнёздно», — приглушённо объявил механический голос.

Не без интереса взглянув на Коломина, трёхглазая бабуля хитро улыбнулась, точно добрая Баба-яга. Ярослав двинулся в душный тамбур. Проход в следующий вагон по непонятной причине оказался заблокирован. Тяжёлые двери с надписью «Не прислоняться» на стёклах несимметрично разъехались в стороны.

«Эта бабуля даст может дать фору многим электроотморозкам с их маниакальным желанием всеми правдами и неправдами изменять своё тело», — вдохнув залетевший свежий воздух, Ярослав сделал шаг наружу. В лицо тут же отчётливо ударил холод.

Зима в этом году хотела наступить раньше, нежели обычно. Ещё не успели опасть красные и жёлтые листья, а на земле, ветках и кронах многих деревьев уже лежал снег. Местами он растаял, местами — не успел и порой образовывал практически непроходимую кашу из себя и земли. Порой нехило дул северный ветер, пробирая. Слегка бултыхалась застоявшаяся вода в