криками, со всех сторон потекли реки шампанского и брызги слюны, диваны заскрежетали кожаными упрёками, когда самые отчаянные стали забираться на них с ногами. У бара что-то разбилось, в дальнем конце зала опрокинулся стул, за соседним от нас столиком зажгли бенгальские огни прямо над спиртными напитками, и официанты сбежались на место преступления. Исключительная торжественность «Каса Вега» скатилась до банальной сумасбродности самого дешёвого бара.

По старой и самой нелепой традиции все стали поздравлять друг друга поцелуями, искренне веря, что поцелуй в полночь подарит счастье на весь год. Какие глупцы!

– С Новым годом, милый! – Губы Сид нашли мои и застали врасплох долгим, горячим поцелуем.

А всего девять часов назад, когда гремели новогодние салюты над Эйфелевой башней, Эмма точно так же целовала своего миллионера и говорила:

– С Новым годом, милый!

И так же, как семь миллиардов человек на этой планете, верила, что поцелуй в полночь подарит счастье на год вперёд. Один я не верил в эти небылицы. Ведь никто ещё не становился счастливым, когда его целовали нелюбимые губы.

Эмма

Сердце похоже на трюм тонущего корабля. Когда встречаешь того самого, любовь струйкой просачивается через пробоину и наполняет его. Чем больше узнаёшь человека, чем дольше обнимаешь его, чем сильнее целуешь, тем сильнее становится течь, пока трюм не набирается любовью весь без остатка.

Мой трюм отталкивал всякую влагу и вообще казался герметичным. Я не чувствовала к Уиллу ничего подобного. Хотя очень старалась почувствовать.

Выискивала маленькие крапинки на радужках его карих глаз, ведь именно в таких мелочах мы находим очарование тех, кого любим. Но вместо них видела желтоватые пятна в коричневых глазах другого. Впитывала его смех, когда он закидывал голову назад и посылал все свои радости в космос, и в одно это движение, в один этот изгиб мужественной шеи или музыкальный баритон голоса можно было бы влюбиться до беспамятства. Но я слышала лишь хрипловатый, жёсткий смех другого. Касалась шёлкового полотна кожи на его красивых руках с длинными пальцами, которые обнимали так, словно в тебе сосредоточено всё последнее тепло мира. Но чувствовала лишь шереховатость и грубость кожи другого.

После той поездки в Сиэтл Уилл сильно изменился. Вернулся совершенно другим и сразил меня наповал этими переменами. Он больше не пропадал в компании или на встречах в ресторанах двадцать три часа в сутки, только один уделяя мне. Он посвящал мне всё время мира, лишь изредка проверяя сообщения и созваниваясь со своим заместителем, чтобы засыпать распоряжениями по состоявшимся и грядущим сделкам.

В Сиэтле всё прошло так гладко, что сгладились и углы в наших отношениях. «Максвелл Хортон» получили заказ на миллионы, а то и парочку миллиардов долларов. Через несколько месяцев начнётся строительство делового центра в самом сердце корпоративного района. Башни из стекла и пафоса вырастут из земли и станут очередным достоянием строительной компании Уилла.

– Я хорошенько поработал, чтобы заполучить эту сделку. – Безразлично пожимал плечами он, будто купил новый тостер, а не собирался построить стильные офисные здания и заработать кучу денег. – Вывел компанию на новый уровень, как и мечтали отец и Карл. Так что я заслужил пару недель отдыха. С тобой.

Мне бы хватило и рождественского чуда, которое он прислал на порог моего дома в то утро воскресенья. Для меня это стало подтверждением, актом искренней любви и внимания, но Уилл не собирался останавливаться и словно вступил в гонку за покорение моего сердца. Он проводил все ночи у меня, и только поздним утром позволял себе покинуть разгорячённую постель, чтобы решить несколько вопросов, показаться Гилберту, мол, не пропал без вести, и привезти обед. Лишь бы я не отвлекалась от картин такими мелочами, как готовка или переодевание во что-то более приличное, чем нижнее бельё или домашняя футболка ради похода в ресторан.

Он заваливал меня цветами и романтическими жестами. Букеты розовых роз на завтрак, обед и ужин. Охапки шариков, порции карамельного мороженого из «Бен и Джерри», мириады свечей, что затмевали своим сиянием огни зажжённой рождественской ели и сами звёзды в безоблачную ночь. Он целовал меня так, что земля уходила из-под ног. Ласкал меня так, что сердце забывало биться. Прижимал меня к постели так, что мысли путались в клубок.

Но писк и жужжание его телефона стали неотъемлемой частью нашей идиллии. Уилла постоянно отвлекали сообщениями, и он хмурился, глядя на экран, после чего прятал мобильник в карман.

Среди недели Уилл отвёз меня в центр Берлингтона и попросил закрыть глаза.

– Только не подсматривай! – Ребячливо настаивал он, аккуратно ведя меня за руку сперва по снежному тротуару, а затем по твёрдому, слегка скользкому полу.

Меня ждал ещё один заготовленный сюрприз, хотя с картинами, выкупленными у Гэбриэла, уже мало что могло сравниться. Открыв глаза, я не сразу поняла, куда Уилл меня привёз. Мраморные полы, отштукатуренные стены с нишами, белоснежный, как поле Деруэй Айленд, потолок. В нём пряталось целое полчище скрытых светлячков-фонариков. Пустое помещение со стильным дизайном не оставило ни одной подсказки.

– Где мы?

– Ты не догадываешься? – Улыбнулся Уилл таинственно и развёл руки, обнимая всё пространство вокруг. – Это наша будущая галерея.

Я так обрадовалась, что забыла испугаться слову «наша». Словно мы были десять лет как женаты и покупали совместный дом на побережье с шестью спальнями и далекоидущими планами на жизнь.

Уилл купил помещение для галереи ещё два месяца назад, но не хотел портить первое впечатление строительной пылью и голыми стенами, пока рабочая бригада возилась с отделкой. До сих пор идея с открытием галереи казалась несбыточной иллюзией. Я лишь писала картины за определённую плату, но при виде места, где они будут висеть всего через пару месяцев, всё обернулось таким реальным. Карьера художницы, отношения с Уиллом, мой отъезд назад в Лос-Анджелес. Чистый лист, который я начала, прилетев сюда по приглашению незнакомого Хьюго Уильяма Максвелла, заполнялся чернильными строчками событий. Но ни одна история ещё не длилась бесконечно.

– Тебе не нравится? – Взволнованно спросил Уилл, обнимая сзади и укладывая свой совершенный подбородок на мой несовершенный изгиб плеча.

– Всё просто замечательно. – Почти не соврала я, хотя радость омрачали тикающие часики, отсчитывающие два оставшихся месяца в Берлингтоне.

Но Уилл воспринял этот внезапный порыв грусти за очередной вызов, брошенный его желанию сделать меня самой счастливой девушкой на планете. Вечером, сидя у камина в гостиной Джейсона, он протянул мне конверт без опознавательных знаков и с придыханием попросил.

– Открой.

Я думала внутри меня ждёт гонорар за следующую картину, которую