В общем, Ангола торпедировала «разрядку». Американцы прервали переговоры по подготовке Договора ОСВ-2 на основе Владивостокской договоренности Брежнева — Форда и свернули экономические контакты с Советским Союзом, отказались от отмены «поправки Джексона—Вэника» и совместной разработки ресурсов Сибири. Форд стал определять взаимоотношения с Советским Союзом как «мир, основанный на силе», что в принципе отвечало сути, но выпячивало как раз не «мир», а «силу».

Куда двигался СССР, становясь все более мощной державой и уже задыхаясь от своей силы? Вот вопрос, который возникал каждый раз перед Андроповым, Устиновым (секретарь ЦК КПСС по оборонной промышленности) и Громыко. Эти три человека при «позднем Брежневе» постепенно становились очень влиятельной группой в кремлевском руководстве. Их связывало многое — они принадлежали к одному поколению, получили образование в период индустриализации (даже руководили первичными комсомольскими организациями), сделали важнейшие карьерные шаги накануне Второй мировой войны, принимали активное участие в укреплении позиций СССР после войны.

Показательно, что сводки 16-го управления КГБ (перехват и дешифровка сообщений дипломатических представительств зарубежных стран) получали только шесть человек — Брежнев, Андропов, Громыко, Кириленко, Суслов, Устинов.

Устинов был до мозга костей «оборонщик», руководил всей оборонной промышленностью во время Второй мировой войны, был лидером директоров военно-промышленного комплекса, самой авторитетной и влиятельной группы в советской экономике. К концу 80-х годов предприятия ВПК производили до 25 процентов внутреннего валового продукта, на их базе велось 75 процентов всех научных исследований и опытно-конструкторских работ.

Все трое входили в ближний круг Брежнева, который несколько лет сам курировал оборонную промышленность.

Андропов среди них был самым информированным и тонким политиком, поставившим перед собой цель стать преемником Брежнева. Хотя эта цель никогда не была озвучена, все его действия указывают на ее существование. Андропов даже одно время заведовал 4-м европейским отделом в МИД (Югославия, Болгария, Албания, Венгрия, Румыния, Греция), где близко познакомился с Громыко, был послом в Венгрии во время восстания в 1956 году и впоследствии поддерживал «венгерский опыт», заключавшийся в постепенной либерализации экономики в рамках устойчивого политического режима.

Вот как характеризовал Юрия Владимировича Александров-Агентов: «…Он был определенным сторонником мирного сосуществования с Западом, нахождения с ним возможных компромиссов и более четким сторонником гибкости, в том числе и на переговорах по разоружению, чем, например, Громыко. С другой стороны, Андропов всегда был и оставался убежденным приверженцем классового подхода к международным делам и совершенно чужд методов уговоров и односторонних уступок, применявшихся временами Хрущевым. И уж тем более он был чужд концепциям сближения двух противоположных общественных систем, стирания граней между ними в духе последующей политики Горбачева. Также где речь шла о защите того, что он понимал как коренные интересы социализма и союза социалистических стран, Андропов мог выступать в числе инициаторов и проводников самых жестких и репрессивных мер — от Венгрии до Чехословакии и затем, к сожалению, также Афганистана».

Эти люди не хотели третьей мировой войны, но и не были пацифистами, шарахающимися от упоминания о военных угрозах. Они принимали решение о вводе войск в Афганистан в декабре 1979 года, после чего вообще рухнула так тщательно выстраиваемая политика взаимоприемлемых отношений с Западом.

Можно ли считать, что именно они, герои своего времени, поднявшие страну на невиданную высоту, своими действиями обрушили ее в историческое небытие?

В 1976 году Брежнев перенес второй инфаркт, после которого стал быстро терять рабочую форму. Он попросился в отставку, однако она была отвергнута, так как могла привести к переменам в руководстве. Реальное управление перешло к группе министра обороны Устинова, председателя КГБ Андропова и министра иностранных дел Громыко. Управляемость государства упала. Многочисленные отраслевые министерства, которых поддерживали отраслевые секретари ЦК, отраслевые отделы ЦК и отделы Совета министров, отстаивали свои интересы. Им противостояли в Госплане СССР только двое — председатель Госплана и заведующий Сводным отделом. Кризис управления нарастал вплоть до конца существования СССР. Послехрущевский курс советской верхушки на стабилизацию обернулся «правлением несменяемых старцев».

Ослабление управления и доминирование отраслевых интересов не могли не сказаться и на качестве научно-технического развития. «Нередко вопросы не решались по причине обычной косности и рутины, присущих процессу разработки и передачи в военную сферу новейших технологий. Из-за ведомственной неразберихи и нездоровой конкуренции в 1982 году по существу было сорвано оснащение советской противоракетной обороны вычислительным комплексом “Эльбрус”. Несмотря на то, что Военно-промышленная комиссия при Президиуме Совета Министров СССР напрямую занималась внедрением в производство передовых технологий, член “девятки” — Минрадиопром — неудовлетворительно взаимодействовал с разработчиками программного обеспечения для “Эльбруса”».

В этот период авторитет и влиятельность Громыко достигли максимальной величины. Некоторые аналитики даже высказывали предположение, что он стремился занять высший пост в государстве. Однако это было не так. На эту тему однажды Андрей Андреевич разговаривал с сыном и довольно просто объяснил ему свои соображения на этот счет: «Мог ли я стать генеральным секретарем партии? Нет, не мог. За мной не было такой силы, как партаппарат, КГБ или армия».

Но зато в Министерстве иностранных дел Андрей Андреевич не имел конкурентов: «В МИДе только один хозяин. Это я».

Он реально оценивал свое положение. Но вот вопрос: а вообще-то были у них хоть какие-то конкуренты?

Андропов, Устинов и Громыко считали, что Брежнев должен оставаться на посту генерального секретаря, несмотря на то, что он дважды просился в отставку Они не желали неизбежных в таком случае кадровых перемен, тем более что неизвестно, кто из возможных претендентов занял бы олимп. В числе неподходящих значились «второй» секретарь ЦК А.П. Кириленко, украинский лидер В.В. Щербицкий, первый секретарь Московского горкома партии В.В. Гришин, заведующий Общим отделом ЦК и секретарь ЦК К.У. Черненко.

Мог ли Советский Союз не погибнуть? Его распад не был предопределен, но путь спасения заключался в изменении стратегии. Даже престарелый Брежнев в узком кругу говорил, что «уже 30—40 лет империализм другой, а мы все ведем свою политику, будто ничего не меняется». Но нельзя сказать, что руководство было полностью невосприимчиво к переменам. Во время чехословацкого кризиса 1968 года, афганского (1979), польского (1980) в Политбюро и Генштабе высказывались мнения о непродуктивности жестких методов управления. Также было понимание, что СССР «взять Польшу на иждивение не может». Колоссальная нагрузка военных расходов уже осознавалась как неприемлемая. Огромная советская экономика (вторая в мире) могла осуществлять любые великие проекты, но вошла в противоречие с потребностями изменившегося общества. То, что оно выросло на основе достижений советского социализма, делало дальнейшее развитие драматическим: ему следовало отвергнуть своего родителя. Великая революция, создав великое государство, продолжала воздействовать на массы, утверждая державное и даже мессианское мироощущение. С другой стороны, повседневная жизнь с ее постоянными нехватками, лживостью пропаганды, ненужными ограничениями и жертвами била по этому миропониманию и требовала нового. Старая, сложившаяся при Сталине, система экономических связей, созданная в период индустриализации, изжила себя. Но, как и в 30-е годы, по-прежнему царили валовые показатели, оплата труда зависела от выполнения объемов добытого угля или сваренного металла, а интеллектуальная и научная деятельность не входили в систему оценок трудовой деятельности человека. Ученых могли щедро наградить, могли силой принудить к активной работе, но не случайно Сталин лично занимался в «ручном режиме» вопросами научно-технического развития страны; внятного метода стимулирования интеллектуальной элиты не существовало. В конце концов, требования научно-технического развития поставили перед руководством вопрос о пересмотре старых показателей эффективности. Как заинтересовать образованных, творчески активных людей, чей труд в целом оценивался низко, работать с полной отдачей?