— Антоний, мы прожили вместе тринадцать лет и умрем вместе. Это мое окончательное решение, и ты не заставишь меня передумать. Если ты лишишь себя жизни, то я последую за тобой прежде, чем твой дух покинет тело.

Клеопатра надеялась, что эта угроза навсегда отвратит его от стремления к смерти.

— Клеопатра, ты ведешь себя неразумно. У нас есть дети. Кто защитит их?

— Если ты так беспокоишься о своих детях, то сделай что-нибудь и спаси свою жизнь вместо того, чтобы предлагать ее в жертву, словно ты баран, лежащий на алтаре, а эта тварь — бог!

Лицо Антония обмякло. Теперь он выглядел еще более усталым.

— Твоя царская милость ловко обращается со словами, но слова теперь еще более тщетны, нежели дела. Я буду защищать тебя до последнего издыхания, Клеопатра, но предупреждаю: ты должна смотреть дальше этого мгновения. Если не ради себя, то ради наших детей.

Клеопатра не сказала ему, что уже получила письмо с требованием его смерти. Она должна сражаться с его намерением умереть до тех пор, пока боги не оборвут темную цепь неудач. Наверное, можно заключить другую сделку, предложить что-то иное, что пока не приходило ей в голову. Однако если она сумеет сохранить рассудок и не дать Антонию погрузиться в меланхолию, что-нибудь да придумается.

Клеопатра почти въяве слышала сейчас, как отец спрашивает у нее, притворяясь, будто его вопрос — всего лишь шутка: «Что это такое — то, чего всегда желают римляне и что всегда есть у нас? Что это такое, малышка Клеопатра? Скажи мне словечко!» Она видела широкую улыбку отца, от которой его толстые щеки собирались в складки, а вокруг глаз появлялись изогнутые морщинки. Подняв брови, он смотрел на нее, ожидая ответа на вопрос. «Давай, детка, скажи, что это такое? Чего римляне всегда хотят от нас? Давай скажем вместе, и ты никогда этого не забудешь!» Губы отца чуть раздвигались, чтобы произнести первый звук самого важного слова в словаре римлян, и вместе с ним девочка восклицала, наслаждаясь каждым слогом: «Деньги!»

— С тобой все будет в порядке, обещаю.

Клеопатра не сводила глаз с высокого, царственно спокойного мальчика — своего сына.

У него были такие же глаза, как у Цезаря, — непроницаемые, узкие, карие, и длинная изящная шея, унаследованная, если верить словам Цезаря, от божественной прародительницы Венеры.

Клеопатра помогла Цезариону подготовиться к длительному путешествию вверх по Нилу в Фивы, откуда копты, союзники Клеопатры, должны будут проводить его через восточную пустыню к Красному морю. В портовом городе Беренике его встретит старый доверенный друг Клеопатры — Аполлодор-пират. Аполлодор был очень стар, но еще не отошел от своих темных морских делишек. Он спрячет Цезариона у себя, пока не получит дальнейших распоряжений от царицы.

Александру надлежит сопровождать брата в пути. На месте Аполлодор передаст его индийскому стражу, который отвезет мальчика в безопасное место — в Мидию, к его нареченной, принцессе Иотапе. Царь Артавазд пообещал оказывать юному принцу помощь и поддержку «до тех пор, пока обстоятельства не позволят ему вернутся вместе с невестой в земли его отцов». По крайней мере, так гласило вежливое тайное послание.

Александр не хотел ехать к своей крошке-невесте. Он не желал расставаться с сестрой, но Клеопатра не могла рисковать и подвергать дочь опасностям долгого пути. Если все будет потеряно, никто из римлян, даже Октавиан, не сочтет нужным причинять вред восьмилетней принцессе.

Царица понимала, что для Селены куда более опасна возможность подхватить по дороге лихорадку, нежели пребывание в Александрии, даже в том случае, если вражеская армия возьмет город.

Мальчики знали, что Октавиан и его войска высадились в Птолемаиде и намереваются оттуда идти маршем на Александрию. Если судить по прошлому, Октавиан будет штурмовать крепость в Пелузии — там, где некогда Клеопатра, юная царица-изгнанница, сошлась в сражении с армией своего брата. И если Октавиан победит, он беспрепятственно войдет прямо в Александрию. А если обстоятельства не переменятся — каким-то образом, которого пока не могут предвидеть ни Клеопатра, ни Антоний, — Октавиану при Пелузии будет сопутствовать успех. Число воинов, охраняющих старую крепость, и вполовину не так велико, как те силы, которые идут на них.

«Где же Аммоний? — спросила себя царица. — Почему его нет здесь?» К несчастью, она знала ответ. Аммонию исполнилось уже семьдесят два года, и он проводил дни своей старости, нянча маленькую дочку Архимеда. Верный друг чересчур одряхлел, чтобы служить царице, как некогда. И это было печальнее всего, ибо никто не знал восточные торговые пути так хорошо, как он.

Множество жадных торговцев на всем протяжении караванной дороги были подкуплены Аммонием. Ни один соглядатай не умел так же отменно скрывать свои истинные делишки под маской весельчака и беззлобного шутника. Клеопатра с радостью призвала бы самого Архимеда, чтобы он присмотрел за ее сыном в путешествии через Египет, но царица не смела больше просить его рисковать для нее жизнью.

Клеопатра чувствовала бы себя куда лучше, если бы могла доверить благополучие своих сыновей Аммонию или даже Архимеду, а не наставнику Родону, который тоже клялся защищать царя и принца. И все же Клеопатра не доверяла ему. Он слишком густо помадил волосы и чересчур радовался украшениям, которые Цезарион дарил ему.

Клеопатра считала, что ученый не должен заботиться о помаде для волос и о дорогих побрякушках. Кроме того, Родон был учеником Ария, еще одного философа, которого Клеопатра терпеть не могла. Но наставник сам предложил сопровождать мальчиков в наспех подготовленное изгнание, и царица хотела, чтобы рядом с ними, ради их спокойствия, находилось хотя бы одно знакомое лицо. Как только мальчики расстанутся, Цезарион окажется совсем один среди чужих людей. Клеопатра посылала вместе с ним достаточно денег, однако свита привлечет слишком много внимания.

— Почему бы нам не отправиться немедленно? — спросил Цезарион. — Почему я и Александр должны разлучиться с Антуллом, Селеной и Филиппом?

Клеопатре не хотелось объяснять сыну все обстоятельства. Сестра Октавиана хорошо относится к Антуллу, и Антоний уверен, что Октавиан ни при каких обстоятельствах не причинит парнишке вреда. Мальчику еще нет и пятнадцати. Когда он явился к Октавиану с посланием от Антония, тот обошелся с ним учтиво, хотя попросту забрал деньги и отправил Антулла обратно к отцу без какого-либо ответа. И все же если бы Октавиан хотел расправиться с мальчиком, то уже сделал бы это.

Однако Цезарион — отпрыск Юлия Цезаря, и Октавиан, который ныне сам именует себя Цезарем, вряд ли будет смотреть благосклонно на единственного и истинного сына Цезаря. Облик Цезариона — живой слепок внешности Юлия Цезаря, и Клеопатра желала, чтобы этот облик навсегда исчез с глаз Октавиана.

Цезарион терпеливо ждал ответа на свой вопрос, и мать предложила ему такой ответ, который был чуть менее страшным, нежели правда:

— Мы не должны путешествовать вместе, потому что, если всех нас схватят одновременно, наш род прервется.