– Я так понимаю, что под либеральными ценностями вы понимаете всякого там рода свободы. Я лично считаю, что они нужны ровно настолько, чтобы человек чувствовал себя свободным. Но всё должно иметь предел. Взять, к примеру, свободу слова. Вот сейчас каждый говорит, что хочет. И всё равно жрать нечего. А если, представьте, ещё и свободу мысли разрешат? С этим-то уж точно играть нельзя. Я так считаю – в сильном государстве должна быть свобода. Но совсем чуть-чуть. Чтобы каждый знал своё место.

– Семён, что вы несёте? – шипел в ухо Рубель. – Думать вы можете что хотите, но сейчас-то это зачем говорить?

– Или, – продолжал Семён, – взять, к примеру, свободу вероисповедания. Вы только представьте – каждый будет верить в собственного Бога. Это что за бардак начнётся? Нужно выработать стандарты какие-то, унифицировать. Если бы стандартов не было, ни один трактор невозможно было бы из запчастей собрать. Предлагаю просто всем начать верить в меня. И не нужны все остальные религии. Что с них проку? Святым духом сыт не будешь.

– Семён, замолчите, – тихо сказал Морген слева от Дудикова.

– Да не замолчу я, – сказал Дудиков. – Вот мне собственный пресс-секретарь пытается рот заткнуть. Дескать, не то говорю. А я не для него говорю, а для народа. Вон, смотрите, сколько крови за меня уже сдали.

И правда, колба Дудикова всё наполнялась.

– Спасибо за ответы, – сказала девушка с телеэкрана. – У нас тут готов следующий вопрос. Представьтесь, пожалуйста, – обратилась она к маленькому мужичку с бегающими глазками, одетому в потёртый коричневый пиджак.

– Вова я, – сказал мужичок. – Вова Крест. Я потомственный вор. И отец мой воровал, и дед, и прадед. И я ворую всё, что плохо лежит. Вот и скажите мне, господа хорошие – должен я сидеть в тюрьме?

Тыквоед привёл в исходное положение закатившиеся было глаза и заговорил:

– С каждым делом нужно разбираться строго. Но справедливо. Что-то воровать можно, а что-то нужно. Скажем, если это социалистическая собственность, то она, значит, принадлежит народу. А Вова Крест и есть этот самый народ. Значит, и воровства никакого нет. Если собственность капиталистическая, то это уже не воровство, а экспроприация получается, дело нужное, государственное, его надо поддержать. А вот если, к примеру, он у меня что украдёт, тут уж придётся отвечать по всей строгости. И никаких там поблажек.

Наступила очередь Рудацкого. По его подбородкам пробежала лёгкая рябь, и он неторопливо заговорил:

– Если какой-либо физический объект плохо лежит, это однозначно проблема того физического субъекта, который это плохо положил. У меня, к примеру, всё хорошо лежит. На оффшорных счетах в таких банках, о которых никто вообще никогда не слышал. Так что украсть это кому бы то ни было представляется очень затруднительным. А где вору сидеть, должен решать сам вышеозначенный вор. Я вот, как видите, здесь сижу, меня здесь всё устраивает. А один мой коллега курсирует постоянно между тюрьмой и курортом – и там у него деловые потребности, и здесь. Я этого не понимаю. Человек должен своё достоинство иметь, вес.

Тут глаза Рудацкого снова закрылись и исчезли с лица.

– Всё ворье надо посадить и выслать на их родную планету, – заговорил Шмак. – А если кто-то из наших, местных, что украл, так это у нас в крови, ничего не поделаешь. Это простительно. Всех если в тюрьмы сажать, кто же тогда править станет? Да и тюрем не хватит.

Дудиков уже открыл рот, чтобы высказать своё мнение, как его перебил быстрый шёпот в ухе:

– Скажите: «Пусть решает суд». Ведь всё должно быть справедливо. Одни вагоны денег прут, другие – кружку из-под пива. Закон для нас и царь, и Бог. Не ошибиться очень важно. Кого простить, кому в острог – решают пусть суды присяжных.

– Я лично так думаю, – заговорил Семён, – что надо исходить из пользы для общества. Вот если бы этот вор ко мне лично пришёл и доказал мне, что он для общества больше пользы приносит, чем вреда, то и пусть живёт себе дальше. Ну, может, он, к примеру, налоги платит исправно или лично мне готов оказать какую-то помощь. Надо приватно побеседовать. Я думаю, всегда можно договориться.

– Да вы рехнулись, Семён! – забормотал Рубель, но Дудиков только поморщился.

На экране как раз появился следующий интересующийся мнением кандидатов. Им оказался лысый бомж в драной майке и чудовищно грязных штанах, который держал в руке огромный баул, похоже, забитый бутылками. Стоявшая рядом с ним Алёна Фуфло демонстративно зажала нос и поднесла микрофон так, чтобы держаться подальше.

– Господа, – хрипло сказал бомж. – У меня вопрос простой. Сколько при вас будут за сданные бутылки платить?

Первым снова отвечал Тыквоед. Он грозно сдвинул брови и пророкотал:

– Ничего при мне не будут платить! Сбор бутылок – это не для советского человека! При мне бомжей не будет. Всех пустим на переработку на благо народного хозяйства. До чего планету довели! Это же позор! На мыло!

– Тут надо учесть множество факторов, – возразил Рудацкий. – Налог на добавленную стоимость, налог на прибыль, резервную ставку Центробанка и инвестиционный климат. Я бы лично больше десяти копеек не платил, иначе, не ровен час, разоришься.

– Это инопланетяне нам бутылки подбрасывают, – поведал Шмак. – Откуда у землян могут быть бутылки? Они это специально, чтобы вместо работы народ шлялся и бутылки собирал. Нельзя за это платить, чтобы бездельничать неповадно было.

– Нечего мне в ухо бубнить, – рассердился Дудиков, перебив очередное шипение в ухе. – Я лично считаю, что сбор бутылок надо поддержать на государственном уровне. Поскольку господа бомжи тем самым очищают город. Я думаю, с помощью умеренных дотаций вполне можно платить по три, а то и четыре рубля за бутылку. Объявим программу утилизации – начнём с бутылок, а там посмотрим.

Столбик крови в колбе Семёна заметно подрос, а из телевизора донёсся одобрительный гул. Сквозь него пробился неуверенный голос Алёны Фуфло:

– Тут один молодой человек всё рвётся о чём-то спросить… Дать ему слово?

– Ну, раз рвётся… – пожал плечами ведущий в студии.

К микрофону пробрался не вполне уверенно стоящий на ногах лохматый юноша в футболке и сиреневых джинсах в обтяжку.

– Задолнут Пакер, представитель Галактического Конгресса Империи Седьмой Плиты, – представился он. – Я вот тут смотрю на это и возникает вопрос…. А откуда все эти кандидаты? Кто их выдвигал? Кто их регистрировал? Почему, например, я не кандидат, а эти кретины – кандидаты? Я тоже хочу!

Алёна Фуфло вырвала микрофон и принялась дубасить им Пакера