Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раздались хлопки. Генерал-майор фон Фильц в знак благодарности поклонился и сел.
Председатель поднялся и взволнованно сказал:
— Превосходно, уважаемый камрад. Ваше замечание показывает, как глубоко вы заглянули в самую суть вопроса. Желает ли еще кто-нибудь высказаться?
Нет, никто не пожелал…
— Тогда я позволю себе, господин Брентен, от имени всех присутствующих поблагодарить вас за глубокий, содержательный, интересный доклад и просить отобедать вместе с нами. Сочтем за особую честь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
I
Судя по подготовке, предстояло новое наступление. Стягивали тяжелую и легкую артиллерию, проверяли моторы танков. По ночам ударные части прорывались за линию фронта, чтобы установить связь с партизанами в тылу врага то на одном, то на другом участке фронта. Советские разведчики приводили «языков».
Здесь уже несколько дней было тихо. Солдаты, лежа на краю рва, грелись на солнышке. Они наслаждались погожими летними деньками, курили, смотрели в синее июльское небо и с удовольствием потягивались. Все нуждались в этой маленькой передышке. Бойцы стремительно двигались от Дона до Минска, гоня перед собой ненавистного врага, уничтожавшего все на своем пути. В его когтях оставалась лишь небольшая часть Советской страны.
Танкист Виктор Брентен с боями шел от Воронежа — через Днепр — до Минска, шел дни, недели, месяцы по сожженной, опустошенной стране, систематически разрушаемой врагом. Справа и слева от дороги он видел еще не убранные трупы, виселицы, массовые могилы. В своем танке он проходил через сгоревшие города и села. Он протягивал из танковой башни хлеб и колбасу осиротевшим детям, спасшимся от фашистских убийц и поджигателей. Он делился махоркой со старыми крестьянами, которые ютились в землянках, вырытых ими возле пожарищ, и слушал их рассказы. У одного застрелили жену и дочь, у другого угнали в Германию детей, у третьего заживо сожгли жену вместе с домом. Никогда прежде Виктор не мог бы себе представить, что ему придется увидеть столько человеческого горя.
После освобождения Гомеля три танка из его полка попали в засаду. Танкисты ринулись в атаку, чтобы освободить друзей, но увидели на опушке леса лишь искореженные машины. Нашли и товарищей своих… Немцы привязали их в ряд к деревьям и расстреляли. На следующий день танковый полк прощался с замученными героями.
Виктор стоял в башне своего танка, подняв руку к шлему, — он отдавал честь погибшим товарищам. Их тела, прикрученные веревками к стволам, свешивались вниз. Еще несколько дней назад он с ними шутил, пел, разговаривал. Был среди погибших и Матвей Виссарионович, полный, всегда веселый парень из-под Одессы; голова его упала на грудь, три запекшиеся раны зияли на лбу и щеках. Виктор шепнул:
— Матвей!
Он подумал: «Где теперь его гармонь, которая всегда была у него в танке? Если какой-нибудь фашист играет на ней, то недолго придется ему тешиться, обещаю тебе, Матвей…»
Никто не сказал ни слова, никто не призывал к мести. К чему слова? Днем позже, когда танки ринулись в атаку и прорвали фашистскую оборону, Виктору казалось, что от боли и бешенства моторы ревут громче обычного, что бронированные тараны несутся вперед неистовее, чем всегда.
После прорыва, который загнал фашистов в болота и взломал фронт на протяжении многих километров, командование присвоило полку почетное наименование «Гвардейского танкового полка имени Эрнста Тельмана». Виктор Брентен получил звание сержанта и орден Красной Звезды.
II
Евгений Филиппович, водитель танка, с которым Виктор Брентен шел от самого Воронежа в одной машине, читал и перечитывал «Правду».
— Евгений! — окликнул его кто-то. — Что нового?
— А чего бы вам хотелось, братцы? — весело откликнулся водитель.
— Как там наши союзнички? Хорошо ли дерутся с фашистами?.. Продвигаются вперед? Париж освободили?
— Ха! — воскликнул Евгений. — Об этом я и читаю!.. Они дерутся! Фрицы сдаются им в плен!.. Думаю, нам надо поторапливаться, если мы хотим первыми войти в Берлин.
— Профессор! Сколько же километров от Минска до Берлина?
Под профессором разумели Виктора.
— От Минска до Берлина? — Он подумал. — По прямой около восьмисот!
— Э! Чепуха! — отозвался Евгений и презрительно сплюнул. — Пустяки! Проделаем в два счета.
— Вон идет фриц! Из наших!
Виктор поднял глаза. По узкой лесной дороге шел молодой немецкий солдат с повязкой Национального комитета «Свободной Германии» на правой руке. Это был новичок в их части, вероятно, он только что прибыл из лагеря для военнопленных или из антифашистской школы.
Виктору показалось знакомым это загоревшее до черноты лицо. Он поднялся, предполагая, что придется переводить, но тут ему крикнули:
— Профессор, он тебя ищет!
«Герберт», — мелькнуло в голове у Виктора. Конечно, Герберт Хардекопф.
Герберт, улыбаясь, подошел к Виктору.
— Виктор! Наконец-то! Здравствуй!
— Здравствуй!
Они пожали друг другу руки.
— Неужели не узнаешь? Я тебя тотчас же узнал.
— Как же! Узнаю, — сказал Виктор. — Когда ты прибыл?
— Сегодня. И сразу принялся тебя разыскивать.
— Дела твои наладились? Ты останешься здесь?
— Да, я получил назначение в гвардейский танковый полк имени Эрнста Тельмана. До чего же я рад, что попал наконец сюда.
Танкисты молча смотрели на двух немцев. Один, их товарищ, был в советской форме, другой, их военнопленный, — в форме солдата вермахта.
Евгений спросил:
— Профессор, кто этот фриц? Ты с ним знаком?
Виктор повернулся к своим советским товарищам, указал на Герберта и сказал:
— Товарищи, это мой родственник. Его зовут Герберт, и он останется у нас в полку…
— А! Родственник!
— Уже дедушка его был социалистом, — продолжал Виктор. — Боролся вместе с Августом Бебелем против немецкого кайзера.
— Социалист?
— Ого, Август Бебель! Хороший человек.
— Добро пожаловать, фриц!
— Социалист и коммунист вместе против фашиста!
Советские танкисты окружили Герберта, пожимали ему руки, приветствовали его. А он смеялся и радовался этой сердечной встрече и бормотал на ломаном русское языке:
— Товарищи, я… теперь… тоже… есть коммунист!
III
Виктор и Герберт бродили по лесу. Оба не знали, как начать разговор. Воспоминания и мысли беспорядочно теснились в голове. Виктор думал о своей последней встрече с Гербертом. Герберт тогда пришел к нему, чтобы предостеречь его от фашистских учителей и пимпфов. Со стороны Герберта это было очень порядочно. Служа в армии, он освободил партизан, которых ему, солдату вермахта, следовало караулить; он убежал с ними в лес, а позднее, в лагере для военнопленных, был выбран доверенным лицом от антифашистов. Да, все его поступки — поступки честного человека.
Герберт думал: