ты переезжал. Так привыкла, что ты всегда рядом.

– Боюсь, Василий Фёдорович твоего желания не разделит. Маша уже, кстати, почти все вещи собрала. Да и пора нам въезжать в свою новую квартиру.

Она молча кивнула и отвернулась, а спустя минуту всё же не выдержала и продолжила.

– Я понимаю, но… боюсь, – почти прошептала Мира.

Он осторожно повернул к себе её грустное лицо и спросил.

– Чего же?

– Того что стану тебе не нужна, – она так и не подняла взгляд, делая вид, что старательно изучает шнурок с крестиком на его шее.

Для Миры оказалось большим шагом признаться в таком своём страхе, и Макс понимал это. Как и то, что не может, не имеет права что-то ей обещать. Они всегда были слишком разными, и сейчас мало что изменилось. И никакие чувства, даже самые сильные не могли на это повлиять.

Мира – «принцесса», а Макс… сирота. Брошенный мальчик, от которого отказалась даже собственная мать. Всё что у него есть – это квартира, купленная напополам с сестрой. И что, спрашивается, он может дать такой как Мирослава? Ведь даже если они останутся вместе, рано или поздно она поймёт, что её не устраивает та жизнь, которую он предлагает. Мира рождена блистать, а рядом с Максом она, в конце концов, просто потухнет. А он меньше всего хотел снова увидеть ненависть в смотрящих на него любимых глазах.

Тем не менее, он ответил ей совершенно честно.

– Я не уверен, что хоть когда-нибудь смогу отказаться от тебя по собственной воле, – прошептал он ей в губы и тут же поцеловал. Медленно и очень чувственно. С откровенным всепоглощающим наслаждением.

Больше никто ничего не говорил. Они просто сидели, уткнувшись друг в друга, и думали, каждый о своём. Наверное, где-то глубоко на подсознательном уровне оба чувствовали, что волей судьбы их отношениям уже вынесен приговор, и очень скоро он будет приведён в исполнение.

***

Маша знала, что он придёт. Была на сто процентов уверена. И всё-таки появление Лёвы стало для неё сюрпризом.

Макс ещё не вернулся, но она решила дождаться брата, чтобы поделиться с ним новостями. И пусть всё для себя уже решила, но посоветоваться с единственным родным человеком была обязана.

Дабы отвлечься от тяжёлых мыслей, она схватила с полки первый попавшийся роман и погрузилась в чтение. И то ли книга оказалась действительно интересной, то ли Маша уж очень хотела отвлечься, но она так увлеклась, что умудрилась не заметить, как в её комнате появился посторонний.

Он как-то неуверенно поздоровался и остановился в дверном проёме. Будто бы на самом деле не решался переступать порог.

Она не ответила, лишь едва заметно улыбнулась и отложила книгу. Говорить с ним совсем не хотелось и, если бы не беременность, Маша сделала бы всё возможное чтобы избежать этой встречи. После всего увиденного сегодня продолжать какие-то отношения с этим человеком ей было противно, а любые разговоры стали казаться бессмысленными. И тем не менее, им нужно было поговорить, чтобы хотя бы попытаться расстаться по-человечески. Ведь у них будет общий ребёнок.

– Прости, – начал Лёва, подходя ближе и усаживаясь прямо на пол у её ног. – Прост… – добавил он ещё тише, и только теперь рискнул посмотреть в её глаза. – Ты позволишь мне объясниться?

– А почему нет? – усмехнулась Маша.

Тогда он вдруг почувствовал, что, возможно, всё не настолько плохо и, обняв ей за ноги, положил голову на её калении. Девушка не отреагировала на это никак, что почему-то тоже показалось Лёве хорошим знаком.

– Мне стыдно за самого себя, – начал каяться он. – А раньше я такого никогда не испытывал. А теперь вот… даже противно.

– Бывает, – равнодушным тоном заметила Маша.

– Я могу поклясться, что с тех пор, как мы с тобой впервые провели вечер вместе, у меня никого кроме тебя не было. Просто не хотелось. И если бы не обстоятельства, я бы ни за что даже не взглянул на другую женщину. И уж на Анжелу тем более.

– Анжелу… – повторила девушка, заметив, с какой брезгливостью Лёва произнёс это имя. Всё же психолог в ней никогда не засыпал.

– Да. Она должна была стать моим партнёром в новом агентстве. Вложить средства в открытие и развитие, и приехала сюда посмотреть, как я подготовился. Но, – он вздохнул и прикрыл глаза, – условия контракта изменились. Она не будет соучредителем… и теперь согласилась просто предоставить мне огромную беспроцентную ссуду. Я сам смогу управлять своей фирмой.

– Даже не представляю, как тебе удалось добиться от неё такого щедрого предложения, – с нескрываемой злой иронией проговорила Маша. – Вряд ли подобного можно достичь лишь одними уговорами. Только если добавить к ним пару-тройку оглушительных оргазмов. Но ты ведь у нас профи и по этой части тоже.

Он не ответил, лишь крепче прижавшись к её коленям. И этим молчанием только подтвердило её догадки.

– Этой ночью я понял, что ты… мне дорога, Машенька. Как никто другой во всём этом грёбаном мире, – с какой-то раздражающей злостью выговорил он. – Мне противно от себя и своего поступка. Да что говорить?! Я себя так паршиво ещё никогда не чувствовал. Но знаешь что… – он сглотнул, приподнялся и прямо посмотрел в её глаза. – Я готов сделать всё что угодно, всё возможное и невозможное, чтобы заслужить твоё прощение.

– Это бессмысленно, Лёва, – ответила она, осторожно касаясь пальцами его волос. – Я не смогу. По крайней мере, не сейчас. И мне тоже есть, что тебе сказать. В чём признаться и покаяться и не думаю, что после этого ты всё ещё захочешь какого-то продолжения наших отношений.

Он напрягся. Причём так, что даже дышать стал гораздо чаще. Почему-то он вдруг представил Марию, стонущую в чужих объятиях, и только от одного этого мимолётного видения ему захотелось что-нибудь сломать. Наверно именно это и называли настоящей «ревностью», потому что ничего подобного он раньше не испытывал. Даже тогда на стритрейсинге его чувства ещё можно было назвать просто собственническими, а вот теперь всё было совсем иначе.

Он посмотрел на Машу с такой яростью, что она даже отпрянула.

– Ты с кем-то… – начал он свой вопрос, но она даже договорить ему не дала.

– Боже, нет! – выдохнула, снова возвращая руки к его волосам. – Как ты вообще мог такое обо мне подумать? Да ещё и после всех этих жутких анализов?

– Ну а что тогда? – в его лице появилось явное облегчение, приправленное смятением. У Лёвы больше не осталось других вариантов, за что бы он мог