Как видим, в рассматриваемый период на территориях всех казачьих войск, кроме Уральского, военно-политическое противоборство противников и сторонников советской власти завершилось победой последних. Здесь установилась советская власть. Но процесс советизации казачьих областей в это время имел целый ряд специфических особенностей. Прежде всего это был, как правило, процесс поверхностной, формальной советизации станиц и хуторов, носивший во многом чисто внешний характер. Он стал прямым следствием политических позиций основной массы казачества и его тактических политических установок: отказа от поддержки высших органов казачьего управления, политика которых носила антисоветский характер, с целью избежания разрастания Гражданской войны на территориях своих войск; формального признания центральной советской власти и образования местных органов новой власти, зачастую путем простого переименования существовавших властных органов казачьего самоуправления. Этот тактический политический маневр, как правило, осознавался большинством казаков, за исключением идейных противников или сторонников власти Советов и руководства противоборствующих сторон. Последние при этом стремились получить необходимую политическую выгоду. Данная особенность была характерна тогда для всех казачьих войск, кроме Уральского, от Дона до Уссури. Более того, в некоторых войсках, в частности в Семиреченском, Амурском и Уссурийском, установление советской власти одобрили даже высшие органы казачьего управления – войсковые круги.

Что касается сущности процесса советизации казачьих станиц и хуторов в рассматриваемый период времени, то ее довольно верно характеризовали сами участники событий. Особенно интересные описания содержатся, на наш взгляд, в работах известных белоэмигрантских авторов. Так, по мнению донского белоэмигрантского историка Г.П. Янова, тогда «...в станицах начали „гримироваться“ под советскую власть» [541]. По его словам, в них «вводились „советы“... но в советы зачастую не выбирались, а назначались „станичным миром“ казаки крепкие, стойкие, „послужившие обществу“ немало лет до „красного Дона“ в качестве членов станичного правления, кооператива и т.п. „Станичными комиссарами“, председателями „местных совдепов“ делались те же станичные атаманы, и в результате в станицах советская власть как фиктивная вводится для успокоения главным образом местных окружных совдепов и большевистских „главковерхов“ [542]. Г.П. Янов отмечал, что это во многом понимали и местные, и центральные советские лидеры, поэтому „казакам большевики все же не верят“ [543]. Аналогичные суждения высказывал по этому поводу и генерал А.И. Деникин. По его мнению, в казачьих станицах в то время „...сменялись лишь названия: атаман стал комиссаром, станичный сбор – советом, станичное правление – исполнительным комитетом“ [544]. Созвучное по сущности, но более колоритное по форме свидетельство приводил и такой известный участник тех событий, как генерал-майор А.В. Голубинцев, находившийся тогда в подполье в Усть-Хоперской станице. Он отмечал, что в ответ на грозные требования Усть-Медведицкого окружного комиссара казакам Усть-Хоперской станицы об упразднении поста атамана и избрании Совета их реакция была следующей: «Мнутся старики (как самые авторитетные станичники. – В. Т.), но делать нечего, предложили станичному атаману называться «председателем» (!) – плюнул старик и отказался. Попробовали выбрать – нет охотников представлять советскую власть. Наконец уговорили подхорунжего Атланова: «Если и ты откажешься – мужика (т.е. не казака, крестьянина. – В. Т.) назначат». Довод основательный... С выбором совета жизнь потекла как будто по-прежнему» [545].

Действительно, с упразднением войсковых органов управления и организацией советских местные административные кадры не претерпевали кардинальных изменений. Образовавшиеся в станицах и хуторах советские учреждения и по своей сути, а зачастую даже и по персональному составу мало чем отличались от прежних властных структур. И такое положение дел наблюдалось, в той или иной степени, практически во всех войсках. Правда, в казачьих войсках востока страны имелась и еще одна особенность, заключавшаяся в том, что вместе с органами казачьего самоуправления здесь упразднялись и имевшиеся волостные земства. При этом, как верно заметил Э.М. Щагин, заявляя о ликвидации всех старых местных властных органов и признании советской власти, крестьяне, и особенно казаки, не сразу организовывали Советы [546]. Он особенно подчеркивал, что даже советская пресса сообщала о том, «что некоторые волости, и особенно станицы, воздерживались от организации Советов, заводя у себя своеобразные исполнительные или народные комитеты, стоящие лишь на платформе советской власти, но по роду своей деятельности имеющие мало общего с принципами таковой» [547].

«Принятие» советской власти казаками позволяло им избавить свои области от дальнейшего ожесточенного военно-политического противоборства враждебных сторон, одновременно сохранив на некоторое время определенную самостоятельность своей хозяйственной, а отчасти и политической внутренней жизни от активного и всеобъемлющего вмешательства в нее еще не окрепшей и не имевшей реальных возможностей для этого, а также повсеместного конкретного представительства местной новой власти. Степень такой «независимости» была конечно же временной и достаточно условной. Она зависела от целого ряда местных условий на территории той или иной казачьей области. Но все же такое положение было весьма типичным практически для всех казачьих войск, кроме Уральского.

Не следует упускать из виду и того важного обстоятельства, что, согласившись на признание центральной власти Совнаркома и образование советских органов власти на местах, а в ряде случаев даже активно выступив за это, основная масса казачества, как станичного, так и фронтового, не разделяла, а во многом просто и не понимала политической сущности новой власти, ее принципов и установок. Причем последнее положение вполне можно отнести даже и к той весьма немногочисленной радикально настроенной части казаков, главным образом фронтовиков, которая непосредственно выступала в поддержку советской власти. Казаки внимательно и с большой настороженностью наблюдали за практическими действиями новых властей.

Таким образом, позиции казачества на завершающем этапе начального периода Гражданской войны явились определяющими в итогах всего политического и военного противоборства советских и антисоветских сил на территориях казачьих войск страны.

Военно-политические позиции казаков, особенно фронтовиков, имели очень большое значение в условиях специфики начального периода Гражданской войны в казачьих областях. Ведь в то время у противоборствующих сторон отсутствовали сколько-нибудь значительные военные силы, имевшие необходимый уровень боеспособности, организации, надежности для осуществления имевшихся задач военного характера. При этом у советской стороны наиболее остро стояли вопросы комплектования, военной организации, наличия боевого опыта и необходимой военной подготовки своих отрядов, их командных кадров, а отчасти даже и общей исполнительности и дисциплины. А у антисоветских сил отмечались большие проблемы с численностью вооруженных отрядов и их оснащением оружием и боеприпасами. Общей тенденцией для обеих сторон являлась ставка на добровольческие формирования. В советских отрядах основу составляли идейные рабочие-красногвардейцы, небольшая часть матросов и солдат, а в антисоветских отрядах – офицеры и учащаяся молодежь (юнкера, кадеты, студенты, гимназисты). Количество казаков, в основном фронтовиков, и в тех и в других отрядах было весьма небольшим. В начавшейся вооруженной борьбе на территориях казачьих областей политическое и военное руководство обеих сторон, особенно антибольшевистских сил, возлагало большую надежду на привлечение на свою сторону возвращавшихся с фронта домой казаков-фронтовиков, представлявших в тех условиях довольно серьезную военную силу.