– Я никогда не уклонялся от вопросов, не так ли? – президент Грей рассмеялся. Первая леди почти растворилась в лихорадочных вспышках фотоаппаратов – яростное стрекотанье затворов составило бы конкуренцию любому пулемету.

– Приятно снова вернуться в Вашингтон, снова оказаться в этой комнате вместе с вами и моей прекрасной женой. Вопреки разным безумным домыслам она жива и здорова.

В ответ послышались нервные смешки.

– Ее появление здесь означает, что наконец-то я могу сказать вам: наши молитвы были услышаны, и теперь мы обладаем безопасным препаратом, который навсегда избавит американских детей от псионического заболевания, – заявил Грей.

Еще больше шума среди журналистов, еще больше вспышек фотокамер. Дети, окружавшие меня, были слишком хорошо научены выражать свои эмоции разве что потрясенными вздохами или быстрыми, незаметными взглядами, которыми обменивались. Большинство из них просто сидели и недоверчиво слушали.

– Многие годы Лилиан избегала публичного внимания, чтобы проводить исследования именно по этой теме. Его держали в секрете, чтобы предотвратить вмешательство существовавшей тогда террористической группы, Детской лиги, и других внутренних врагов. Мы еще продолжаем выяснять причины этого ужасного недуга, но будьте уверены, что все дети будут подвергнуты этой жизненно важной операции. Подробную информацию о процедуре вам сейчас предоставят.

Несколько журналистов, выкрикивая имя Лилиан, просили ее выйти к микрофону и ответить на вопросы. Но женщина опустила глаза, изучая заплатку на ковре перед собой. Кто бы ни вырядил ее в эти тряпки, он позаботился и о том, чтобы перед нами предстала лишь ее оболочка.

– Как вы можете видеть по предоставленным видеозаписям и отчетам, наш собственный сын Клэнси первым подвергся этой процедуре.

И когда человек в темном костюме вывел на сцену еще одну фигуру, меня затошнило, Клэнси выбрили голову и водрузили на нее бейсболку с президентским гербом. Не реагируя на щелчки фотоаппаратов, раздававшиеся прямо у него под носом, парень не поднимал глаз, пока президент не оторвался от микрофона и что-то ему не сказал. Ссутулившись, Клэнси наконец-то поднял голову. Он напомнил мне лошадь, которая сломала ногу и уже никогда больше не сможет даже стоять, не то что бегать.

Несмотря на все ужасные вещи, что он успел натворить, и как бы я ни мечтала отплатить ему за это, я никогда не хотела для него такого наказания. Я была ошарашена бурей эмоций, которые одновременно нахлынули на меня, неудержимые и не поддающиеся определению. Мне стало дурно.

Клэнси дрожал – он словно даже убавил в росте, а его родители стояли рядом с ним с приклеенными к лицам улыбками, предоставляя журналистам то, что они хотели увидеть – семейный портрет. Эти люди, подумала я, втянули Клэнси в идеальное воплощение его худшего ночного кошмара.

– Вы помните, к каким результатам несколько лет назад привела наша программа реабилитационных лагерей. К несчастью, как и с любой болезнью, случаются рецидивы. Именно по этой причине мы не хотели выпускать детей из лагерей. Нам нужно было более надежное решение, и мы полагаем, что теперь оно найдено. Позднее мы предоставим больше информации о том, когда будет проводиться процедура, и, скорее всего, назовем дату окончания программы реабилитационных лагерей. Понимая, как много вы принесли в жертву и что пережили в течение этих долгих лет, я прошу вас проявить еще немного терпения. Прошу понимания. Прошу веры в будущее, к которому мы так близки, – в будущее, где наше процветание возродится вновь и мы вернемся к прежнему образу жизни. Спасибо вам, и Боже благослови Соединенные Штаты Америки.

Не дождавшись, когда первая лавина вопросов обрушится на него, сбивая с ног, президент Грей обнял Лилиан за плечи, дружелюбно помахал в камеры и увел женщину со сцены и сразу же из комнаты, не позволив ей вставить хоть слово.

Видео закончилось – застыло на последнем кадре. И мне показалось, что я тоже заперта в этом мгновении.

«Нет, – одернула я себя. – Помни, зачем ты пришла сюда. Сейчас. Сделай это сейчас».

Наша сопровождающая из СПП скомандовала встать и снова построиться, чтобы получить еду. Она раздраженно и нетерпеливо хмурилась. Это ошарашивающее видео заставило меня отказаться от первоначального плана, но было достаточно легко заново собрать его фрагменты – но так, чтобы они сработали. Мы выстроились рядом с кухней, мелкими шагами продвигаясь вперед, когда я почувствовала на себе взгляд солдата СПП.

Я толкнула Сэм, сбив ее с ног. И словно по команде в помещении воцарилась мертвая тишина. Но этого было еще недостаточно, и я закричала: «Заткнись! Просто заткнись!» Мой голос разорвал тишину, врезавшись в ее растерянное лицо подобно удару.

«Подыграй, – я умоляюще посмотрела на нее. – Пожалуйста».

Короткий кивок. Она поняла. Я подняла руку, будто собираясь ударить Сэм, а Ванесса вцепилась в мое запястье, пытаясь остановить. Я продолжала бросаться на Сэм, даже когда ко мне подлетела разъяренная надсмотрщица. Этого было более чем достаточно, чтобы заработать наказание.

Более чем достаточно, чтобы меня лишили ужина.

Девочки старательно не поднимали глаз, но когда эта женщина схватила меня за шиворот и поволокла прочь, их страх и растерянность волнами расходились вокруг. О'Райан и другие инспекторы были заняты, отсоединяя проектор и экран, и даже не обернулись, чтобы посмотреть, из-за чего переполох.

Мне даже не пришлось ей внушать, чтобы она оттащила меня на кухню. Синие, которые оттирали кастрюли и сковородки под пузырящейся водой, подпрыгнули от неожиданности. Те, кто сортировал продукты на следующий день, повернулись к нам, побросав работу. Пока мы шли, я выискивала на потолке черные камеры, пересчитывая их: две, три. Одна над раздаточным окном, еще одна над большой кладовкой, еще одна над длинным разделочным столом из пищевой стали, за которым несколько детей чистили картошку, которую мы только что накопали в саду.

Задняя стена столовой была обращена к лесу, и от нее до заграждения было метра три. Происходившее там никогда не попадало на камеры, которые были направлены на лес. Это было одно из «слепых пятен», которых мы очень быстро научились бояться.

Надзирательница открыла заднюю дверь, толкнув ее плечом, и у меня была лишь секунда, чтобы среагировать.

Быстро развернувшись, я применила болевой прием и заломила ей руку за спину так, что хрустнула кость. СППшница издала сдавленный вскрик, который тут же оборвался, когда я вошла в ее сознание.

Женщина расстегнула свою форму, скинула ботинки, темные камуфляжные штаны и рубашку, пояс, темную шапку. Стараясь не отставать от бешеного темпа, который я же ей и внушила, я тоже быстро сбросила с себя одежду. Надзирательница взяла у меня форму и натянула ее с выражением бессмысленной покорности. Нет, это слишком для нее хорошо. И я отправила ей образ, будто она – маленькая девочка, которая стоит посреди лагеря, а солдаты надвигаются на нее. И когда она разрыдалась, я ее отпустила.