Мне казалось, что все это время она спала – ее сознание было таким спокойным и тихим под моими прикосновениями. Но вот бледная рука свесилась с края кровати и потянулась ко мне. От этого знакомого жеста у меня перехватило дыхание, и мне пришлось прикусить губу, чтобы не дать пролиться слезам. Я протянула руку в ответ, и наши пальцы сплелись. Тайна. Обещание.

Следующие два дня план постепенно складывался у меня в голове. Я лихорадочно продумывала детали во время работ в саду, пока мои ладони покрывались мозолями, и в недолгие минуты перед тем, как забыться усталым сном. Понимание, что скоро все это закончится – и оставшийся срок измеряется буквально часами, – делало меня безрассудной, чего я даже от себя не ожидала. С одной стороны, времени было даже слишком много, но все-таки недостаточно. Что, если те, кто оставался в лагере, изменили назначенный срок. И все уже пойдет не по тому плану, который разработали Коул, Нико и я. Я говорила им – первое марта, – но что если они просто не смогут успеть вовремя?

Что, если они вообще не придут?

Я прогнала эту мысль, пока она не успела пустить корни в моем сердце.

Тем вечером в шесть часов я лежала в кровати, сложив руки на животе. Когда Сэм начинала ерзать, ее матрас прогибался, и те узоры на пластиковой поверхности меняли форму. Подняв руку, я отколупнула обломанными ногтями маленький кусочек пластикового покрытия. Потом мягко за него потянула, отрывая полоску так, чтобы получилась правильная окружность.

– …Так что эта девочка, когда грабители решили ее похитить, украла кинжал и разрезала веревки, которыми ей связали руки…

Сегодня был черед Рэйчел рассказывать, заполняя час, который оставался у нас перед ужином. Перед нами разворачивалась история еще одной безымянной девочки, снова оказавшейся в опасной ситуации. Я закрыла глаза и улыбнулась. Ничего не изменилось, всегда один и тот же сюжет: с девочкой обращаются несправедливо, девочка защищается, девочка сбегает. Невероятная фантастика Термонда.

Я устала так, что даже пошевелиться не могла. Сколько бы я ни тренировалась на Ранчо, эти часы бесконечной работы без перерыва и практически без еды и питья должны были отнимать у нас все силы. Их уже не оставалось, чтобы спланировать побег и оказать сопротивление. Мое тело представляло собой лишь желе из дрожащих мышц, но я чувствовала себя удивительно спокойной, хотя знала, что произойдет, если я допущу лишь один неверный шаг. Или о том, кто я есть, догадаются раньше, чем я сделаю то, для чего сюда пришла.

Я должна выйти отсюда.

– Руби? – окликнула Элли меня со своей кровати. – Твоя очередь.

Опираясь на локти, я приподнялась и свесила ноги со скрипучей кровати. Я терла и разминала ноющую поясницу, размышляя о том, как закончить эту историю.

– Девочка…

Если бы я была той Руби, помладше, я бы пробормотала несколько слов, а потом передала эстафету Сэм. Но теперь я могла воспользоваться этим, чтобы поговорить с ними. Поймут ли они меня – вот вопрос. Но все же я надеялась, что хотя бы кто-то почувствует в моей истории предупреждение и отреагирует, когда наступит время.

– Бандит, за которым сидела девочка, не видел, что она разрезала веревки. Девочка спихнула бандита на землю. Потом взялась за вожжи и, развернув лошадь, поскакала обратно в замок.

Дети начали перешептываться. Ванесса минут пятнадцать описывала битву, которая шла у его стен. Битва отвлекла внимание защитников замка, потому-то бандиты и смогли похитить девочку.

– Она воспользовалась темнотой, – объяснила я. – Она оставила лошадь в ближайшем лесу и забралась в тайный тоннель, который, как она знала, находился в дальней части каменной стены. Когда рыцари в черном захватили замок, бой прекратился. Белые рыцари остались за пределами его стен, и они не могли помочь своим семьям, которые оказались заперты внутри. И никто не обратил внимания на неприметную, обычную маленькую девочку, которая прошла в черную дверь. Она выглядела как бедная служанка, которая несла на кухню корзину еды. Не один день она провела в замке, наблюдая. Выжидая подходящего момента. А потом этот момент настал. Под покровом ночи она снова выскользнула наружу и отперла ворота, чтобы белые рыцари могли ворваться внутрь.

– Зачем она вернулась? Почему она просто не сбежала… не спряталась? – тихо спросила Сэм.

Я облегченно выдохнула – по крайней мере, она поняла.

– Потому что, – помолчав, сказала я, – она не могла оставить свою семью.

Девочки молча ерзали на кроватях, переглядываясь друг с другом, словно думали об одном и том же. Никто больше не задал ни одного вопроса, и я не знала, сколько из них разрешили себе эту надежду. Спустя три минуты, пролетевшие как одно мгновение, щелкнул электронный замок входной двери, впуская женщину в форме СПП.

– Построиться! – рявкнула она.

Мы быстро встали по алфавиту, уставившись в пол, пока она нас пересчитывала. Потом она махнула тем, кто стоял впереди, и колонна пришла в движение.

Я не могла сдержаться. За шаг до двери я оглянулась. Что бы ни случилось дальше, я вижу бокс номер 27 в последний раз.

Но когда мы вошли в двери столовой, мне пришлось пересмотреть ключевое звено моего плана. Потому что у противоположной стены, слева от окна, где мы выстраивались в очередь за едой, появился большой белый экран. Перед ним в синем свете цифрового проектора, скрестив руки на груди, стоял О'Райан. Сэм бросила встревоженный взгляд в мою сторону, когда наша сопровождающая пихнула ее к нашему столу.

До сегодняшнего дня мы видели этот экран всего-то раз, когда нас только привезли в Термонд. Тогда инспекторы установили проектор, чтобы продемонстрировать нам перечень действующих в лагере правил. Не разговаривать во время работы. Не разговаривать после отбоя. Не разговаривать с сотрудниками СПП, если те не обратятся первыми. И так далее, и тому подобное.

И сейчас, вместо того, чтобы поставить нас у раздаточного окна, СПП скомандовали нам сесть и не двигаться. Атмосфера в комнате становилась напряженной. Я не могла понять, чего ждать от инспекторов или СПП.

– Недавно произошли некоторые изменения, – сказал О'Райан, и его голос даже без микрофона заполнил все помещение, – в связи с вашей ситуацией. Будьте внимательны. Повторять не будем.

«Переезд», – подумала я. Им наконец-то сообщили, что лагерь закрывают.

О'Райан отошел назад, и верхние лампы слегка пригасили. Компьютер был подсоединен к проектору, мелькнула картинка «рабочего стола», потом на весь экран развернулось окошко с видео, и СППшник нажал на кнопку «Воспроизведение».

Речь шла не о переезде.

Сэм, сидевшая рядом со мной, отшатнулась и потянулась к моей руке. А я моргнула, не в силах поверить в увиденное.

Эту картину я не видела восемь лет: Президент Грей на трибуне, в Белом доме. Он так широко улыбался, что у него на щеках появились ямочки. Махнув рукой, он подозвал того, кто находился за пределами кадра. И непривычно набитое репортерами и камерами помещение взорвалось шумом, когда рядом с ним встала светловолосая женщина в безупречном костюме. Доктор Лилиан Грей.