Потом пошла в комнату и прилегла, не раскладывая постель, на диван, стараясь ни о чём не думать. Приступ постепенно проходил – то ли сказывалось действие такого количества успокоительного, то ли наступило тупое оцепенение. Волноваться больше не о чем, всё ясно и понятно. Завтра надо переступить через себя и улыбаться ребёнку. И ещё – рассказать, что дядя Митя уехал… и забыл свой телефон.

Соня поднялась, стянула через голову, не расстёгивая, домашнее платье и залезла под одеяло, пытаясь согреться. Больше никто и никогда не согреет её, не обнимет, не будет спать здесь с ней рядом. Она вытащила из-под одеяла руку и потянулась к тумбочке. Нащупала Бориса, подхватила его за лапу и положила к себе на подушку.

Лис ничего не говорил – только смотрел с грустной усмешкой.

– Ты был прав… как всегда, – простонала она. – Мне очень плохо… ты не знаешь, как мне плохо… скажи что-нибудь… я не могу, как больно…

– Сказал бы… но ты сама всё это придумала… всё сделала своими руками.

– Ну и что… – собрав остатки упрямства, проговорила Соня. – Ну и что… А я не жалею… всё равно – не жалею. Пусть это длилось так мало…

– Полтора месяца, – услужливо подсказал Борис.

– Да… но они были цветные… каждый день – полон. Я бы не променяла их – на тридцать чёрно-белых лет… как у других.

– Тем более, с тобой так нежно попрощались, – зло ухмыльнулся лис. – Будет, что вспомнить.

– Да… будет…

Соня не выдержала и ткнулась лицом в Митину подушку. Сжала её, словно его плечи, и пролежала так, не двигаясь, неизвестно сколько. Потом снова повернулась на бок, тревожно вопрошая Бориса:

– Скажи только… С ним всё хорошо? Только бы с ним всё было хорошо… чтобы ничего не случилось…

– С такими не бывает хорошо, – желая поумничать, ответил лис. – Они всегда себе на голову найдут неприятностей. Тонкие натуры – они все… Вот у такого, как Женя – у того всё будет хорошо.

– Никакого Жени нет… – устало сказала Соня. – Не было, и не будет.

– И ты замужем, да?

– Да, я замужем.

– Навсегда?

– Навсегда.

– Тогда спокойной ночи, дорогая, – иронично произнёс Борис. – Хорошей тебе семейной жизни.

– Ты злой и жестокий, – ответила Соня. – Раньше ты меня жалел… А теперь – предаешь, да?

– Я – предаю? – возмутился лис. – Я хоть раз оставил тебя?! За столько лет?

– Да, я знаю… Прости…

Она крепко прижала к себе Бориса. Потёртая, когда-то такая красивая шкурка пахла тепло и знакомо – детством и утешением. Утешиться Соня не могла. Она могла только заплакать.

* * *

Странно, но дышать и жить как-то ещё получалось. Оказывается, достаточно представить, что ты можешь встать, одеться, умыться, приготовить завтрак, поиграть с ребёнком, отвести его на прогулку, отделив часть своего разума на то, чтобы что-то отвечать, делать и даже улыбаться… Достаточно представить, что ты можешь всё это делать – и ты всё это сможешь.

Объяснить Вадику, что Митя уехал в командировку, оказалось несложно. В это просто пришлось поверить самой – хотя бы пока, чтобы не разрыдаться на глазах малыша. Соня не могла представить, что сталось бы с нею, не будь рядом мальчика, не возникни необходимость в каких-то действиях и плотном, ежесекундном общении. Наверное, она пролежала бы весь день, не в силах заставить себя даже пошевелиться.

В глубине души ещё жила необъяснимая надежда, что Митя вернётся, пускай через какое-то время, придёт и объяснит своё поведение… какой-нибудь очень весомой причиной… или просто – как вчера, упадёт перед ней на колени и скажет, что на него нашло помрачение, что он попробовал, но не смог без неё.

Соня боролась с этими мыслями. Ей следовало научиться жить без Мити, а не ждать его каждый день, не сходить с ума. Ощущение брошенности и одиночества были невыносимы, но ещё невыносимее оказались страхи. Соня не могла не тревожиться за Митю. Она уговаривала себя, что с ним не произошло ничего дурного, он просто вернулся к матери, вряд ли – к отцу. Но всё-таки не выдержала и предприняла ещё одну попытку что-нибудь выяснить – то есть снова позвонила Ирине.

– Тёть Ир… Пожалуйста… – взмолилась Соня. – Что вы сказали вчера Мите? Такое, что он мог… чтобы он…

– Сонь! Говори прямо, – приказала та. – Что там у вас?

– Мы расстались, – призналась Соня.

Молчание в трубке – казалось, на том конце напряжённо размышляют.

– Мне жаль, правда… – раздался голос Ирины. – Но… может, так будет лучше?

Ей померещилось, тетя Ира хотела что-то добавить, но удержалась.

Соня уже раскаялась, что позвонила.

– Только, пожалуйста, – попросила она, – не говорите ничего Жене.

– Да, конечно… Но ведь он всё равно узнает.

Это верно, Женя каким-то образом узнаёт всё, и уж эту новость узнает точно. Но думать о его реакции не хотелось.

А вот Анька… Сестра сама прибежала к ней вечером.

– Козёл! Вот мерзавец, Сонь! Честно – не думала, что он так с тобой… Совсем не похоже было. Вот падла сраная!

– Прекрати… – поморщилась Соня. – Здесь Вадик.

– Вот именно! А такую любовь изображал! Я уж и правда поверила, что так бывает! Сука… усыновитель, блин… Вот как ты теперь одна, с ребёнком?

– Да при чём тут это… Я бы Вадьку и так взяла. Без него…

– А мне Валерия сказала! Говорит, Димон к отцу вернулся! Мать на седьмом небе от счастья! Мол, её молитвы услышаны! Сонь, вот почему это – её услышаны, а твои – нет, а?

У Сони даже немного отлегло от сердца. Значит, с Митей всё в порядке. Вот только…

– Подожди… Как это – к отцу? Ты, наверное, не поняла, не мог он к отцу!

– Не знаю… Да вроде к отцу… Маман теперь тоже там – снова-здорово! Замуж, видишь ли, собралась, коза старая.

А ведь точно! Как это Соня могла забыть – Калюжные теперь вместе. Но ведь Мите не обязательно было ехать к ним, он мог отправиться в свою старую квартиру. Наверное, Анька что-нибудь перепутала, или Валерия.

– Нет, уму непостижимо! – продолжала возмущаться сестра. – Ты без работы – из-за него! Почти без квартиры уже – тоже из-за него! А ему – хоть бы хны. Он хоть что-то тебе сказал – или не посмел? В глаза посмотрел?

– Посмотрел…

– И что? Ты по морде ему дала?

– Зачем… Если человек не может… разве этим удержишь?

– Эх, сказала бы я… Нет, ну никакой совести!

– Я не хочу, чтобы его удерживала совесть! – Соня закрыла лицо руками. – Не надо мне его чувства вины…

– А я бы ему яйца хотела отрезать! Чувство вины! Хрен у него – чувство вины. Небось, вспомнил, что не на… – Анька посмотрела на сестру и осеклась: