нарастали как снежный ком (обилие долгостроев, перебои со снабжением населения электроэнергией). Реальностью стали пустые прилавки магазинов. В 1979 г. уже три четверти экспорта шло на выплату внешнего долга, а национальный продукт впервые в послевоенной истории упал по сравнению с предыдущим годом. Вдобавок зимой 1978-1979 гг. разразились неслыханные морозы, вызвавшие кое-где транспортный коллапс. Руководство страны понимало, что это чревато новым взрывом недовольства, и потому непрерывно поднимало зарплаты работникам физического труда. В прессе была развернута пропаганда успехов «Народной Польши», игнорировавшая сложности в национальном хозяйстве. Однако эффекта она не имела, как не имели его и обилие новых лозунгов типа «Поляк сможет!», «Даешь вторую Польшу!» (т.е. удвоение ВВП), а также использование в пропагандистских целях полета первого польского космонавта летом 1978 г. (как и в случае с полетами в те же годы космонавтов из других социалистических стран).

К великой досаде правящей верхушки, в октябре 1978 г. случилось событие, показавшее всю глубину мировоззренческой пропасти между властью и широкими слоями населения: краковский архиепископ К. Войтыла был избран Папой римским и принял имя Иоанна Павла II. Это вызвало неподдельное ликование масс в Польше, к чему правящая элита оказалась совершенно не готова: отношения с костелом традиционно складывались непросто, а теперь, когда страна погружалась в пучину экономического кризиса, римский папа-поляк самим фактом своего присутствия грозил разрушить всю пропагандистскую конструкцию ПОРП.

Положение Римско-католической церкви в ПНР отличалось значительной независимостью. Правящая элита рассматривала костел как естественного союзника «реакционных классов» и орудие Ватикана, всегда настроенного неприязненно к социалистическому лагерю. В процессе сосуществования обе стороны были вынуждены пойти на формальные уступки. Власть признала право католиков участвовать в общественно-политической жизни страны, существовала фракция светских католиков в сейме, церковь же в свою очередь отказалась от взгляда на социализм как на заведомо враждебный религии строй. И все же отношения государства и костела были основаны на взаимном недоверии. После краткого периода оттепели в 1956-1957 гг. (освобожденный в условиях кризиса из заключения кардинал С. Вышинский, выполнив просьбу коммунистических властей, призвал граждан страны активно участвовать в парламентских выборах января 1957 г.) наступило новое размежевание. Власти облагали налогами пожертвования в пользу церкви, закрывали католические учебные заведения и монастыри, выносили из классов настенные кресты, сокращали количество школьных уроков Закона Божьего (восстановленных в декабре 1956 г.) и требовали регистрировать пункты катехизации, куда священники переносили свои занятия. Противостояние власти и костела достигло своего апогея в 1965-1966 гг., когда католическая церковь отмечала тысячелетие крещения Польши. Правящая элита решила провести альтернативные мероприятия, но уже в честь тысячелетия образования польского государства. На протяжении года по всей стране проходили конкурирующие торжества, причем местные и центральные власти делали все, чтобы не допустить массового наплыва людей на мероприятия, организуемые церковью. Была также развязана пропагандистская кампания в прессе с целью показать «антинациональную» сущность католической церкви. Импульсом к ней послужило письмо польского епископата немецкому в ноябре 1965 г., в котором содержалась фраза «Мы прощаем вас и сами просим прощения». Письмо это, написанное на волне проходившего тогда II Ватиканского собора и призывавшее к примирению двух народов, вызвало отторжение у В. Гомулки уже самим фактом обращения поляков к гражданам другого государства через голову официальных структур. И уж конечно, не мог он пройти мимо вышеприведенной фразы, обращенной к немцам. На головы иерархов посыпались громы и молнии со стороны как прессы, так и официальных лиц, не устававших напоминать людям о бедствиях, причиненных гитлеровцами.

Вынужденный поступиться многим в борьбе, глава епископата примас С. Вышинский все же сумел сохранить внутреннюю независимость католической иерархии от партии, т.е. не допустить государственных чиновников к обсуждению собственно церковных дел (хотя и должен был принять светскую «инвеституру» над духовенством, т.е. право власти утверждать или отклонять кандидатуры тех или иных лиц на занятие церковных кафедр). Коммунисты, однако, так и не смогли отвадить от костела молодежь, которая в большинстве своем не только изучала Закон Божий, но еще и участвовала в летних походах и лагерях отдыха, организуемых священниками.

После ухода в отставку В. Гомулки власти устами премьера П. Ярошевича сделали примирительный жест в сторону церкви, заявив о готовности нормализовать отношения, однако переговоры Вышинского с Ярошевичем, равно как и обмен письмами между епископатом и правительством, выявили полное несовпадение точек зрения: правящая элита настаивала на подчинении костела властям и публичной поддержке социалистического строя, в то время как иерархи не допускали и мысли об этом, вдобавок требуя отменить запреты на строительство новых храмов и признать костел юридическим лицом. Единственное, в чем сошлись интересы власть имущих и епископов — это в необходимости установить постоянную церковную администрацию на бывших германских землях (чего до сих пор не позволял сделать Ватикан, боясь ухудшить отношения с немецким духовенством). Поскольку ФРГ в декабре 1970 г. отказалась от территориальных претензий к Польше, папа Павел VI теперь со спокойной душой позволил утвердить на «возвращенных землях» новые епархии, и это было все, чего добились власти в Варшаве. Видя несговорчивость польского епископата, правящая элита пробовала воздействовать на него через Ватикан, где в 1970-е годы довлела умеренная позиция в отношении социалистических стран, но и там она не нашла понимания.

И вот когда в 1978 г. главой Римско-католической церкви стал представитель того самого «твердолобого» епископата, с которым на протяжении стольких лет велась беспощадная борьба, верхушке ПОРП было от чего растеряться, особенно ввиду безудержной радости, охватившей широкие слои польского народа. В польском обществе создавалось однозначное впечатление, что ненавистный для властей католицизм окончательно взял верх в умах людей над марксизмом.

Новый папа тут же выразил желание посетить родину с паломнической миссией, чему власти воспротивились, опасаясь каких-либо эксцессов. Ситуацию осложняло и то, что в 1979 г. отмечалось 700-летие со дня смерти святого Станислава Щепаньского, казненного когда-то королем Болеславом Храбрым. Святой Станислав давно превратился в символ сопротивления церкви государству, и в условиях ПНР такие празднества могли приобрести взрывоопасный характер. Власти, вынужденные все же дать согласие на приезд Иоанна Павла II, сумели, однако, передвинуть время его визита с мая (когда праздновался день святого Станислава) на июнь 1979 г., но это не имело большого значения, так как епископат объявил весь 1979 годом святого. Недельная поездка папы в Польшу хотя и не вызвала слишком сильного всплеска антикоммунистических настроений, однако выявила тот неутешительный для властей факт, что церковь пользуется куда большим уважением масс, нежели ПОРП. Официальная польская пресса и телевидение всячески избегали показывать охваченные эйфорией толпы людей, встречающих папу, но при этом достаточно тепло отзывались о самом визитере, который