– Простите?

– Я об этих бумагах, о том, что Франко заслуживает…

– Чушь полная.

– Ну а в моем лице они найдут горячую сторонницу. И не думайте, что я откажусь лично принять участие в Процессе, если надо будет обеспечить чудо, – так и запомните. Ой, а это наверняка родственники японки. Понимаете, я немного глуховата, слышу не все, что говорят. Зато зрение у меня прямо как в детстве. А вот у бедной сеньоры Вилабру… Она ведь уже давненько слепая!

– Ах, она что, слепая от рождения?

– Да нет, что вы. Это из-за сахарного диабета, для которого характерно обильное выделение мочи, или полиурия. Если использовать более точные термины, это диабетическая васкулопатия, диабетическая ретинопатия, которая приводит к амаврозу.

– Амавроз… – Осторожно, вдруг это заразно.

– Или, что то же самое, к слепоте.

– Ах, к слепоте. Откуда вы так хорошо разбираетесь в медицине?

– Просто у меня железная сила воли. Поскольку сидеть в лавке мне было скучно, я принялась изучать аптечное дело. Меня всегда интересовало все, что связано со здоровьем. Симптоматика. Синектентеротомия. Партеногенез.

– С ума сойти.

– Мне нравятся всякие медицинские словечки. Ортопантомография.

– Мало кто в вашем возрасте, сеньора, сохранил такую ясную голову.

Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спрашивал ее отец. И она отвечала: Франко. И отец с раздробленным коленом смеялся и говорил посетителям таверны Марес видите, какая у меня чудесная дочка? Она хочет стать Франко. А завсегдатаи кабачка в ответ на это невозмутимо и упорно всматривались в дно стаканчиков кофе с ликером.

– В детстве я хотела быть Франко или врачом, но, поскольку была девочкой, врачом стать я не могла.

– Но лавка – это ведь совсем неплохо, не так ли?

Басконес не рассказала, что в молодости, когда она продавала сигареты «Сельтас» Гассье (этот мерзкий республиканец-каталанист), или бульонные кубики и упаковку рисовой бумаги для самокруток семейству Фелисо (еще один мерзкий республиканец-каталанист), или конские бобы и три банки сардин Буресу (честный, беззаветный патриот), то вместо сардин, бобов, бульона, упаковки рисовой бумаги или коротких сигарет «Сельтас» она выдавала дозы инсулина, таблетки парацетамола или ампулу мощного, быстродействующего антифибринолитика и антигистаминные капли в качестве эффективной защиты от анафилактического шока.

– Мне «Бисонте», Сесилия.

И Басконес шла в подсобку, где хранила банки томатной пасты и мотки цветной шерсти, клала пачку сигарет «Бисонте» на прецизионные весы, воображала, что на другую чашу высыпает порошок Сейдлица, представляла себе, что делает таблетки, и возвращалась в лавку с пачкой «Бисонте» и с блуждающим в медицинских дебрях взглядом.

– И марку за пятьдесят сантимов. Сесилия, ты меня слышишь?

– Да, парацетамол…

– Сесилия…

– Да, лавка – это неплохо, совсем неплохо. Посмотрите-ка, а папа-то у нас совсем дряхлый.

– Да, хорошо, что мы успели с беатификацией нашего Ориола.

– Блаженного Хосе О точка Фонтельеса.

52

В три часа утра, совершенно обессиленная, Тина выключила компьютер. Она решила срочно набрать на компьютере текст последней тетради Ориола Фонтельеса из-за навязчивого сна. Вот уже несколько ночей подряд она просыпалась вся в поту от сна, в котором утрачивала коробку из-под сигар. Жорди с помощью тетрадей разжигал камин, похоже не понимая, что делает, и, когда на месте преступления появлялась она, ее муж занимался тем, что ломал коробку, а рядом с ним находилась какая-то незнакомка; Тина теряла сознание и тут же просыпалась. Жорди безмятежно, как человек с чистой совестью, спал на своей стороне кровати. Ей приходилось вставать, чтобы посмотреть, по-прежнему ли коробка из-под сигар лежит во втором ящике стола. Конечно, она там лежала. Тогда она приняла три решения: скопировать содержимое тетрадей в компьютер, поинтересоваться, как функционируют банковские ячейки, и ничего не говорить Жорди о тетрадях Ориола.

И вот она только что осуществила первую задачу. Солидная стопка бумажных листов с гораздо более разборчивым текстом, чем в тетрадях, но не сохранившая той особой патины, которую оставили на тетрадных страницах почти шестьдесят лет постепенного старения.

В этот самый момент, в три часа утра, когда гораздо естественнее спать в собственной постели, особенно если снаружи температура опустилась гораздо ниже нуля, как указывал висящий за окном градусник, ей и пришла в голову сия мысль. Она заварила себе кофе, поскольку в этот час невозможно было рассчитывать на открытое кафе, взяла самую теплую куртку и, стараясь не шуметь, вышла из дома. На улице ее дыхание тут же превратилось в густое облачко. Осадков не было, но вся земля была покрыта грязным затоптанным снегом. Старенький «ситроен», притулившийся возле соседнего дома, не подвел. Спустя полминуты она уже была за пределами городка, на шоссе, в полном одиночестве, с холодным сердцем и усталыми от долгого смотрения на экран глазами, которые теперь должны были привыкнуть к гладкой ленте асфальта, окаймленной длинными полосами снежного покрова. Она дрожала от холода, потому что обогрев автомобиля скажется лишь через несколько километров. Но это все ерунда, подумала она. Ерунда, потому что гораздо ужаснее понимать, что Жорди обманывает ее и что, возможно, женщина, с которой он ее обманывает, ей знакома. А если это проститутка? Каждую неделю одна и та же? Нет, это явно кто-то из знакомых: Жорди нашел ее в школе, ведь у него не было ни времени, ни возможности начать новые отношения в другой среде – просто потому, что он не вращался ни в какой другой среде. А посему это должна быть школьная знакомая. Но в школе девятнадцать учительниц, две секретарши, две поварихи и три уборщицы – двадцать шесть возможных кандидатур. Не считая ее, двадцать пять. Какая-то машина помигала ей сзади фарами, и она испугалась, решив, что это Жорди ее преследует. Она сбавила скорость и даже сдала в сторону, почти заехав на снег. Школьные коллеги. Еще раз пройдемся по списку. Итак: Дора, Карме, Агнес или Пилар. Нет, Пилар не может быть, ей шестьдесят лет. Агнес все время ходит с постной физиономией, но своего явно не упустит… Или Карме, у которой в послужном списке развод и два мужа. Она, разумеется, ненасытна, это видно по огню в глазах; ей всего мало, и она постоянно думает об одном и том же, как озабоченный мужик. Дора слишком молоденькая. Машина сзади перестала мигать фарами и включила поворотник, намереваясь обогнать ее. Слишком молоденькая? Так, может быть, как раз поэтому… Настоящая мука все время крутить в голове рулетку с женскими именами. Когда мимо проезжала машина, докучавшая ей миганием фар, она показала водителю средний палец. И ее тут же охватила паника, поскольку за рулем сидел Жорди. Он обогнал ее, и она подумала нет, не может быть, у этой машины желтые фары, и, только когда автомобиль перестроился в свой ряд, она увидела, что у него французский номер, и с облегчением вздохнула. И тут же разозлилась на себя. Это не ей надо бояться, что ее обнаружат! Ей нечего скрывать, разве что коробку из-под сигар. Она включила дальний свет, отплатив таким образом этому французишке за причиненное неудобство; ей сразу стало спокойнее.