ЭЛИЗЕНДА ПРОКЛЯТАЯ ПОТАСКУХА. НАШЕЙ ГРУППЕ ИЗВЕСТНО КАК УМЕР ОРИОЛ ФОНТЕЛЬЕС ТРИДЦАТЬ ЛЕТ ТОМУ НАЗАД. МЫ ВСЕ ЗНАЕМ И ТРЕБУЕМ ДВАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ ЗА ТО ЧТО НЕ ИЗВЕСТИМ ОБ ЭТОМ ПРЕССУ ПОСТУЛАТОРА ДЕЛА БЕАТИФИКАЦИИ ПОЛИЦИЮ ИЛИ РОДСТВЕННИКОВ ЖЕРТВЫ. ВСЕ ВЫЙДЕТ НАРУЖУ ЕСЛИ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ У НАС НЕ БУДЕТ ДВАДЦАТИ МИЛЛИОНОВ. ПОЛИЦИИ ВСЕ СТАНЕТ ИЗВЕСТНО. МЫ ТАКЖЕ ПРЕДАДИМ ОГЛАСКЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТОГО КОГО ТЫ ВЫДАЕШЬ ЗА СВОЕГО СЫНА МАРСЕЛА ВИЛАБРУ. ДВАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ ЗА НАШЕ МОЛЧАНИЕ. ОДИН ЧЕЛОВЕК КОТОРЫЙ НЕ СДЕЛАЛ ЭТОГО УЖЕ УМЕР ЗА ТО ЧТО НЕ ПРИНЯЛ НАС В РАСЧЕТ. НАДЕЮСЬ ТЫ УСВОИЛА УРОК И ПЕРЕДАШЬ НАМ В ТРИ ЧАСА УТРА ДВАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ КУПЮРАМИ В ТЫСЯЧУ И ПЯТЬСОТ НА АРРАБАСАДСКОМ ШОССЕ НА КИЛОМЕТРЕ ТРИ ТЫСЯЧИ ТРИСТА ЗАВТРА НА РАССВЕТЕ В ТРИ ЧАСА ТРЕКЛЯТАЯ ШЛЮХА. ГРУППА РЕВОЛЮЦИОННОГО ДЕЙСТВИЯ (ГРД). ПРИМЕЧАНИЕ ЗАВТРА УТРОМ ТЫ ПОЛУЧИШЬ ОСТАЛЬНЫЕ ИНСТРУКЦИИ. ЕСЛИ СООБЩИШЬ ПОЛИЦИИ МЫ ВСЕХ ВАС ПЕРЕРЕЖЕМ (ГРД).

Лист бумаги дрожал в руках адвоката Газуля.

– Ты говоришь, его бросили в почтовый ящик на дверях дома…

– Да.

– А что имеется в виду под смертью Фонтельеса?

– Понятия не имею.

Газуль посмотрел сквозь защитное стекло на затылок лысого шофера. Потом перевел взгляд на Элизенду, внимательно изучая выражение ее лица. Он не знал, высказывать свое мнение или лучше промолчать. Наконец сказал тихим голосом:

– Хочешь, чтобы я заявил об этом в полицию?

Он заметил, как Элизенда задержала дыхание на четыре, нет, шесть секунд, после чего уверенно сказала нет, это просто смешно…

– Тогда зачем ты мне его показала?

– Из осмотрительности. Потому что ты…

– Хорошо. Хочешь знать мое мнение?

Автомобиль величественно двигался по улице Фонтанелья, той самой, на которой ее возлюбленный Ориол тридцать один год тому назад приступил к преследованию Валенти в надежде сделать тому дырку в голове. Затем он свернул на виа Лайетана, в направлении порта. Адвокат потряс сероватым конвертом и положил его на откидной столик.

– Не обращай никакого внимания. Это всего лишь стремление посеять страх в твоей душе.

Какое-то время они молчали. Газуль посмотрел в окошечко. Когда в Барселоне шел дождь, светофоры начинали давать сбой и движение становилось очень плотным и сумбурным. Он снова взял письмо и перечитал его.

– Вопрос в том, какую угрозу представляет собой смерть Фонтельеса, – задумчиво сказал он. – И происхождение Марсела.

– Любой, кого это интересует, может узнать, что Марсел был усыновлен, но с какой стати угрожать мне этим? Усыновление ребенка – не преступление.

– А смерть Фонтельеса?

– Я единственный ныне здравствующий человек, который был свидетелем его смерти. Я знаю, как все произошло, и не понимаю, в чем тут может быть угроза.

Снова пауза; Газуль ждал, что Элизенда вот-вот пустится в откровения, но она невозмутимо смотрела сквозь окошечко на проплывавший мимо городской пейзаж, слегка искаженный дождевыми капельками на стекле.

– Пошли Гомеса Пье в назначенное время на это шоссе.

– Хорошо. Завтра на рассвете.

– Посмотрим, сможет ли он обнаружить что-то, что представляет для нас какой-то интерес. А я вернусь в Торену, на случай если поступят другие указания от этих безумцев.

– Все же давай сообщим полиции.

– Послушай, давай договоримся: если ты сообщишь полиции, я тут же тебя уволю. – Она поудобнее устроилась на комфортабельном сиденье и умолкла.

– На приеме будут друзья и знакомые? – спросил Газуль, чтобы сменить тему.

– Я буду со всех сторон окружена друзьями, которые всю жизнь преданы монархии. Как я. – Она закрыла глаза. – А теперь мне надо сосредоточиться.

Газуль посмотрел на нее, не зная, улыбнуться или напустить серьезный вид. Она сидела с закрытыми глазами, никак не помогая ему определиться с выбором, и мужчина не осмелился попросить внести хоть какую-то ясность в сказанные слова. В конце концов, в этот дождливый день на пути в губернаторский дворец она была так хороша собой…

Прием был странным и скучным. Поскольку только что коронованный король не обладал волшебными свойствами и не мог одновременно присутствовать на различных приемах, которые проводились в его честь во всех военных округах, приглашенные имели возможность наблюдать, как здешние армейские представители доблестно салютуют экрану телевизора «Телефункен» с диагональю двадцать два дюйма, на котором можно было увидеть изображение короля и прослушать его краткую речь. Ну а кроме того, рукопожатия, поклоны, улыбки, косые взгляды тех, кто шептал на ухо собеседнику это Вилабру, да, владелица «Бруспорта», да, мультимиллионерша, да-да, это она. И Мамен, не выпуская из рук стакана с виски, бросилась к ней с противоположного конца зала с явным намерением заключить ее в объятия, со склоненной набок головой и выражением несказанной нежности на лице; руки вытянуты вперед, виски рискованно плещется в стакане; и когда она подошла к ней, то воскликнула как замечательно, что у нас теперь король, не так ли, Эли? Элизенда не проявила никакой агрессивности и не стала припоминать ей Кике; она ограничилась тем, что любезно улыбнулась и подумала о письме, в котором было написано Элизенда, проклятая потаскуха…

На следующий день за завтраком апельсиновый сок был таким же, как всегда, тосты и чай – тоже, и даже Сьо была такой же. Из вороха корреспонденции Элизенда извлекла конверт, который показался ей знакомым. На этот раз он был не серым, скорее имел зеленоватый оттенок. Штемпель был, как и в прошлый раз, сортовским, а на зеленоватом листе бумаги теми же печатными буквами было написано ЭТО Я ТОТ ЖЕ ЧТО ВЧЕРА ПОМНИ СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ДВАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ. И ЕСЛИ СООБЩИШЬ В ПОЛИЦИЮ УМРУТ ТВОИ ВНУКИ А Я РАССКАЖУ МИРУ ВО ВСЕХ ПОДРОБНОСТЯХ ВСЕ ЧТО ТЫ ДЕЛАЛА С УЧИТЕЛЕМ ФОНТЕЛЬЕСОМ И С ДРУГИМИ ТВОИМИ ЛЮБОВНИКАМИ КАК ВАЛЕНТИ ТАРГА ФАЛАНГИСТСКИЙ АЛЬКАЛЬД И УБИЙЦА, ХАСИНТО МАС ШОФЕР, БОЛЬШОЙ РАЗВРАТНИК АДВОКАТ РОМА ГАЗУЛЬ И ОШИБКА ПРИРОДЫ ПО ИМЕНИ КИКЕ ЭСТЕВЕ. В ОБЩЕМ САМА ЗНАЕШЬ ПРОКЛЯТАЯ ШЛЮХА. И НАВЕРНЯКА ИХ ЕЩЕ БОЛЬШЕ ПОТОМУ КАК ТВОЯ НЕНАСЫТНАЯ МОХНАТКА НЕ ПЕРЕСТАЕТ РЕЗВИТЬСЯ. КАСТРИСТСКАЯ ГРУППА РЕВОЛЮЦИОННОГО ДЕЙСТВИЯ (КГРД). Элизенда спрятала конверт в укромное место, поскольку у нее не было намерения демонстрировать Газулю фальшивый список своих любовников. КГРД. Непростая задачка. Всегда делай то, что должна делать, если считаешь это своим долгом. Ради общего блага.

Сердце у нее было большое и чистое, как Монтсент

– И как бы плохо ни шли дела, не бери ни у кого из дома Вентура ни одного сантима за плиту, которую ты сделаешь. Наверняка настанет день, когда небо над нами расчистится и указание настоящих имен на надгробиях не будет считаться преступлением, Жаумет.

– Так сказал дедушка?

– Да. Осторожно, Амелия, дочка. Отойди, я поставлю это сверху.