А Иван Кольцо и говорит: «Остановить их надо. Да так, чтобы оставили они мысли свои о нападении». — «Как же я их, Иван, один остановлю?» — «Есть одна задумка, Степан, слушай. Возьмёшь двух казаков, на руку спорых, на ноги лёгких и…»

В общем, наделали казаки чучел, обрядили их в казацкие одежды и в ночь ушли вперед налегке. А Иван Кольцо с утра по их следу, не особо спеша, караван повёл. Басурмане не догоняли, но и не отставали от казачьего каравана. К вечеру караван был у стоянки, подготовленной казаками, но пошёл дальше, а предок мой костры развёл, палатки расставил, чучела рассадил, как будто весь караван ночует. Басурмане тоже встали, лазутчиков выслали, ну, те посмотрели, всё как всегда. Три дня стоял на месте с двумя казаками предок мой, изображая отдых каравана. А Иван Кольцо три дня почти без остановок уходил на заход солнца. На третий день такая пурга занялась, света белого не видать, занесло все следы каравана. А казаки, до этого, выследили лазутчиков и выведали, где стан басурманский расположился, да и наведались к ним в пургу эту. Лошадей их угнали, а потом вернулись. Белое исподнее наверх кафтанов накинули и давай лупить тех стрелами, втихую. Тут и наткнись в неразберихе один басурман на прадеда моего. А тот весь в белом из сугроба встал, ростом с меня, а то и поболе был, одна бородища чёрная чего стоит. Басурман тот саблю бросил и бежать. Кричал: «Шайтан, шайтан чёрный!» Наутро от басурман и следа не осталось, ушли назад в свои пределы.

— Ну ты, Акимыч, и мастер сказки рассказывать, ну горазд!

— Может, и сказки, Савелий, а сабелька та вот она, глянь. — И Акимыч вынул из ножен тускло блеснувшую кривую саблю. В полной тишине сабля пошла по рукам.

— Старинной работы сабля, не нашенской, — констатировал сотник, осмотрев клинок. — Видно, знатный басурман был хозяином этой сабельки. Держи, Акимыч. А как же твой дед караван-то нашёл, коль следы пурга замела?

— А не нашёл он следов Ивана Кольца, вернулся со своими казаками на Дон, шесть недель добирался, благо басурманские лошади не подвели, привычные к тем местам. А Ивана Кольцо царь за старые грехи казнил всё ж. Говорили, он давно, ещё до казачества своего, к смерти приговорён был. Так что, может, и к лучшему сталось, что разминулись они по жизни, а то не сидел бы я с вами сейчас в этой, богом забытой глухомани, у костра, — улыбаясь, закончил Акимыч.

Его курчавая чёрная борода блестела от яркого пламени костра, подобревшие глаза ласково смотрели на собравшихся у костра казаков. Все улыбались. Все молчали. Все были благодарны казаку за его рассказ, за родство душ, за память, которую он пронёс через свою жизнь и передал им, о славном предке своём.

Утром слегка приморозило, тонкой корочкой покрылись забереги речки, хрустко под ногами ломался мох. Только рассвело, а сотник уже подгонял:

— Давай, давай, ребятки, кипяточком погреемся — и за работу. Надоть до вечера поспеть. Чтоб с утра завтра, время не тратя, в обратный путь двинуться.

— Не гони, Петрович, поспеем, дай рожи помыть казакам, а то их лошади не признают.

— Давай, давай, ребятки, — не унимался сотник.

Костры, чуть притихшие к утру, весело затрещали, закипели котлы, наполненные чистой как слеза речной водой.

— Ты побольше, побольше заварки-то сыпь, теперя чё экономить. Заваривай покрепче, чтоб кровь по жилам заходила, веселей работа пойдёт.

Почти три месяца пролетели как один день. Костя и Колька были определены в спецподразделение, состоявшее из таких же простых парней, как и они. Ох и пришлось им здесь попотеть, бесконечные тренировки и марш-броски в любое время суток, практические занятия по вооружению и стрельбе, тактике и маскировке, политзанятия и физподготовка. Всего этого они хлеб нули сполна, но всё это им пришлось по вкусу. Они учились стать разведчиками. В середине сентября из подразделения стали отправлять по войсковым частям, многие уезжали прямо в действующие части. Положение на фронтах было тяжёлым. Это чувствовалось по сводкам Совинформ бюро. Командование торопило руководство школы. Инструкторы тоже рвались на фронт, но их не пускали. Потому они по три шкуры спускали с курсантов, сопровождая всё известной поговоркой: «Тяжело в ученье — легко в бою». Вскоре на утреннем построении зачитали фамилии Николая и Кости. После обеда они уже тряслись в кузове грузовика, увозившего их к вокзалу. Сопровождал всё тот же лейтенант.

— Смотрите, больше из вагонов без документов не сигайте, — на прощание сказал он, похлопав каждого по плечу.

Предписание и дорожные документы они получили и только на вокзале узнали, что ехать им в Иркутск, там формировалась дивизия, в разведотдел которой они должны были прибыть. «Ёкарный бабай! Мы же Красноярск проезжать будем, вот бы своим сообщить. Может, увидеться удастся», — думал Костя. О том же думал и Николай, только он сразу отмёл эту мысль. Времени на остановку в Красноярске у них не было, так же как не было никакой возможности сообщить что-нибудь своим родным. Вскоре они уже сидели в вагоне, который под мерный перестук колёс уносил их в родную сибирскую сторону.

— Что, товарищи сержанты, чай будете? — приветливо спросила смуглая черноглазая проводница.

— Будем, — хором ответило всё купе.

— Столик освобождайте, сейчас принесу.

— Красавица, давай я помогу, — тут же вскочил Николай.

— Какой шустрый. Где зубы-то потерял? — улыбаясь, спросила проводница.

— В неравном бою с превосходящими силами противника! — под общий хохот отрапортовал он.

— Ну, если в бою, тогда пойдём, поможешь, — ответила проводница.

Сияющий Николай, оправив гимнастёрку, состроив всем оставшимся гримасу, поспешил за стройной фигурой.

— Во дает, на ходу подмётки режет, — сказал кто-то с верхней полки. — Двигайся, братва, я тоже чаю хочу. Во так вот, давай знакомиться. — Спустившись с полки, крепкого телосложения старшина представился: — Старшина Приходько, Вячеслав Алексеевич, артиллерия.

— Видим, что артиллерия, — глянув на петлицы, ответил Костя и в свою очередь представился: — Константин. А тот, что за «чаем» рванул, — Николай.

— Ну что, пехота, куда путь держим?

Костя внимательно посмотрел на артиллериста:

— А вы куда?

— Я домой, в Омск. После госпиталя на неделю, и назад в часть, во так вот. Командир полка отпустил, за танки.

— За танки?

— Ага, за танки, пять штук подбил, вот в госпитале командир и говорит: к ордену тебя представлю. А я ему говорю: на хрена мне орден, домой на неделю отпустите, то мне дороже ордена будет. Замполит сказал, что я дурак, а командир взял да отпустил. Вот еду.

В это время в купе принесли чай. Старшина, взяв за руку лежащего на верхней полке военного, стал его трясти.

— Хорош спать, земляк, вставай, чай пить будем.

Тот отмахнулся и, перевернувшись на другой бок, продолжил сон.

— Во даёт мужик, целыми днями дрыхнет. За трое суток даже не познакомились. — Махнув рукой, старшина уселся за столик.